Гусариум (сборник)
Шрифт:
Лезвие врезалось в ствол пистолета, которым Савичев заслонился. Удар тяжелого лезвия свернул и пистолет и руку, его державшую, сбил Савичева с ног и толкнул в толпу. Публика с воплями разбегалась.
Ла Пуассон, улыбаясь, шагнул к стонавшему сквозь стиснутые зубы русскому капитану и замер, не занеся меча. На балконе второго этажа стоял дикарь Сагит в позе принца Датского, со знакомым черепом в руке. Ла Пуассон беспомощно огляделся, а Сагит значительно кивнул, мол, тот самый, не сомневайся.
– Нужон? – спросил он. – Тогда давай за мной. – И шагнул
Ла Пуассон, не размышляя, оставил Савичева и бросился следом.
Через месяц уже вполне излечившийся от ранения на непредвиденной дуэли Савичев лежал на заправленной постели в мундире, читал Де Сада, голландского, еще нелегального издания, морщился и пил сельтерскую воду прямо из бутылки. Голова после вчерашнего гульбища с господами конногвардейцами болела.
– Европа… – буркнул он, бросая мерзкую книжку, которую ему присоветовали, чтоб развеяться после угрюмой тяжеловесности любимых немецких философов. Однако оная фривольная вещица оказалась едва ли не более безысходной в своей натужной безуспешности выдавить из человеческого тела еще хоть каплю сверх отмеренного свыше удовольствия.
Единственное, что утешало, – растрепанная пачка разноязыких расписок на секретере, оставшихся после бессонной ночи в офицерской гостиной. Хотя бы в карты ему начало везти…
Вошел Буссенар, поклонился:
– К вам посетительница, господин капитан.
– Проси, – Савичев вскочил и успел привести себя в порядок.
Посетительницей оказалась Жаннетт Сансон де Лонваль, как он и предполагал.
Он поцеловал ей руку. Не колеблясь. В том пожаре, что начался после блистательного сольного выступления Сагита на галерее ее дома, она в конце концов жизнь ему спасла и теперь было не важно, чем там занимались ее отец и дед на государственной службе. А еще она цитировала Гёте по памяти.
– Когда я посещала вас в госпитале в последний раз, вы собирались подать в отставку, друг мой.
– Я оклемался, вернулся в полк, – Савичев пожал плечами. – И одумался. Главное, что меня отрезвило, – мне не по карману поездка домой, а так доберусь в Россию на армейском коште.
– Скоро вы выступаете?
– Говорят, меньше чем через месяц.
– Как мало времени осталось.
– Парижа никогда не будет достаточно, – грустно улыбнулся Савичев.
– Иногда его более чем достаточно, – Жаннетт как всегда оставалась прелестно резкой в суждениях. – Где наш сорвиголова, где мой башкир?
– Найдем, – Савичев щелкнул каблуками. – Я ему завидую. Как никто другой вознагражден вашим обществом.
– Прошу вас, Андрей, – улыбнулась Жаннетт. – Не нужно подозревать меня в чем-то невероятном. Просто теперь буду разводить лошадей.
В разговоре о статях степных рысаков, падеже при перегоне, перестройке двора Шато де О в манеж вышли на зады дома, где квартировался их эскадрон. Башкир там и обнаружился, на небольшом стрельбище, где испытывал стрелы с наконечниками, перелитыми из разрубленного на куски серебряного блюда, похищенного с аукциона на Шато де О. А
Теперь никто не смог бы соотнести эту фигуру в модных рейтузах и шелковой рубашке с тем дикарем, которым он еще недавно выглядел. Южный тип, несомненно. Беарнец или гасконец, или даже, господь ведает, кастилец. Но кочевник?.. С чего вы это взяли? Не горячка ли у вас после вчерашнего, господин капитан?
Это, конечно, пока он рта не раскроет. Французский у Сагита оставался чудовищным. Но поклон, поцелуй руки безупречны. Кто бы мог сказать, что этот малый – матерый приуральский конокрад, подобранный на обочине Старой Смоленской дороги жуткой морозной ночью после ожесточенного боя за Борисов?
Условились ехать в Шато де О, смотреть еще не законченные конюшни.
– Серебро, – произнесла Жаннетт Сансон, когда они сели в ее карету, – против него не поможет.
– Хорошо, – легко согласился Сагит. – Буду искать что-то еще.
– Не вы один это что-то ищете и не находите. Время бережет его для чего-то.
– Возможно. Возможно.
– Вы знаете, что Лига Заката бросила его? Что он всё продал, даже свой драгоценный корабль в Бресте, и всё равно у него недостает средств оплатить мой аукционный счет?
– Удача в ту ночь от него отвернулась.
– Она много раз от него отворачивалась. Но никогда навсегда. И меня это убивает. И теперь, когда уже он должен мне, я особенно не чувствую себя от него свободной.
– Наверное, этого не будет вообще. Он всё еще любит вас, – произнес Сагит.
– Главное, что я его никогда не любила, – ответила Жаннетт. – Впрочем, господь с ним, поговорим о вашей доле. Первым траншем вы приобретаете тысячу лошадей?
– Да. Дома скопились долги, нужно их раздать. Я долго думал, что мне делать со всем тем, что я теперь знаю, и решил начать с этого…
Когда прибыли в Шато де О, Жаннетт и Савичев под руку ушли вперед к стройке, где командовал Робер-коротышка, старый приятель Буссенара, тоже перешедший от греха на их сторону.
Сагит тем временем отстал, чувствуя чуем седьмого сына, что должен задержаться, остаться один и был таки прав.
Так и случился его последний разговор с убийцей Инныпъина.
Ла Пуассон потускнел и пообтрепался. Время и безденежье не пощадили его. Свою трость и щегольские перчатки он где-то потерял. Цилиндр оказался безнадежно помят. Ла Пуассон отделился от стены, у которой поджидал изменения ситуации у дома Сансонов. Вот и дождался.
– Хорошо смотритесь, – произнес Ла Пуассон, криво улыбнувшись. – Она замечательно позаботилась о вас. Пройдемся?
Сагит был не против.
– Признаю, спрятать череп в катакомбах оказалось тонким ходом, – выдавил Ла Пуассон, когда они проходили сводчатые прохладные конюшни, полные сырого запаха непросохшей еще кладки. – Тут ты меня обошел. Я два месяца не видел солнца, я перерыл всё на пути, который ты прошел под землей, от Шато де О до монастыря Кармелиток. Я вот этими руками перебрал, наверное, миллион черепов. Я ничего не нашел. Скажи мне, где он?