Гусариум (сборник)
Шрифт:
– Ваши уважаемые литературные помощники не придумали этот не имевший места в вашей истории факт, а магически прозрели одну из вероятностных линий, могущих изменить мир. Смотрите, Лев Николаевич…
И раввин показал графу на вишенку, которая теперь совсем приняла очертания сакрального Древа Сефирот.
– Смотрите: вот аккуратист Тихон…
И один из кругов засветился лазоревым светом.
– Вот эстет Сен-Том…
И второй круг на дереве засветился тоже, но синевато-фиолетовым.
– А вот и бузотер Сагайдаш.
И третий круг вспыхнул розовато-алым.
– А вот здесь
– Что же будет?
– Не просто будет. Это уже есть. Но в нашей, вероятностной реальности. В нашем мире. В этой реальности Петр Безбородко, тот, с кого ты писал своего Пьера Безухова, убил Наполеона в сентябре двенадцатого года. Русские войска не пошли в Европу, царю Александру попросту показалось, что не до того – все силы были брошены на восстановление сгоревшей Москвы. Париж взяли англичане. Декабрьского восстания не было, по сути, не было никаких декабристов – и Северное, и Южное общества не пошли дальше пустопорожних разговоров о том, как бы им упромыслить общество полного благоденствия. Рылеев тихо спился, Пушкин не написал своих лучших стихов… Да, вот еще: маленькие кафе теперь во всем мире называют не «бистро», а как-то заковыристо – в честь одного британского офицера, который в вашей реальности никоим образом не отметился в истории, а в нашей – проявил огромное мужество во время взятия Парижа.
И тут Лев Толстой понял, что нужно действовать…
Граф Петр Безбородко шел осторожно. Он понимал – его благородное лицо и простой костюм могут вызвать подозрения. Если французскому патрулю станет непонятно, к какому сословию он принадлежит, то его непременно остановят, обнаружат оружие и задержат. Приходилось прятать лицо, идти кургузой нелепой походкой.
Хотя… Даже если…
Петр твердо решил не сдаваться живым и в случае угрозы сопротивляться до последнего.
Пробираясь переулками до Поварской улицы, он думал о своей миссии. Он понимал – подойти близко к императору не удастся. Но Петр также знал, что его умения хватит, и он издали прострелит голову тирана. Один выстрел – один тиран. Всё чинно и ладно.
Граф Петр Безбородко понимал: его наверняка убьют, но цель оправдывала средства. Кроме того, его портрет повесят в скрытой комнате учебных заведений всего мира. В этих комнатах, втайне от других детей, учатся молодые англомасоны. Их отыскивают по талантам в детстве, а потом учат особенным наукам.
Это стало возможно лишь недавно, после того, как многие педагоги различных учебных заведений были посвящены. Они имели небольшой градус посвящения, но, чтобы выделить таланты, запугать неокрепшие детские души и подчинить Великой Идее, больше и не нужно. Отъем у родителей их чад совершали тайные службы стран, в которых работали англомасоны. Они уверяли, что дети нужны великому служению, их талант необходим Отечеству. Несговорчивых родителей попросту убивали.
– Бух! – раздался выстрел, и отлетевший от стены камешек больно ранил Петра в висок.
– Damn! Bloody Whoreson! –
Безбородко упал вперед, приземлился на руки, осмотрелся. Он был готов к рывку, и это спасло его. Вторая пуля ударила ровно там, откуда он успел перекатиться. Петр метнул зазубренный кинжал.
Клинок вошел французскому гвардейцу точно в горло. Но был и второй выстрел, значит, кто-то ещё сидит в засаде.
Графа спасла пылкость француза. Тот с криком: «Meurs un autre jour!» бросился на Петра с тесаком.
Выстрел в живот остановил дьяволопоклонника. В британском замке говорили, что все французы и немцы поклоняются Зверю и числу 666, поэтому нужно проверить – убил ли ты, даже если уверен, что убил. Дьявол всегда может воскресить своего последователя.
Петр попинал носком сапога тела мертвецов. Они не воскресали. У гвардейца была перерезана яремная вена. Пехотинец тоже скончался, его стеклянные глаза глядели в небеса.
Граф посмотрел на разряженный пистолет, теперь он бесполезен. А у французов были только винтовки, их под кафтаном не спрячешь.
Это осложняло задачу, но не делало ее невыполнимой. Форма крепкого гвардейца пришлась впору.
Через некоторое время Петр пробирался к Арбату и снова думал о миссии.
Граф Лев Толстой очень любил стрелять, а еще он хорошо владел саблей, и делал это одинаково отлично, как правой, так и левой рукой. Во время своей службы в армии граф лихачил и мог на скаку разрубить учебный манекен. Кроме того, его учитель раввин Минор открыл Толстому несколько особых витальных практик, которые практиковали посвященные братья на материке.
Например, граф мог, подышав особым способом, восстановить силы в бою. Он знал массу тайных ударов, которые убивали противника наповал или делали беспомощным. Лев Толстой понимал, что хочет от него раввин Минор.
– Неча им, неча. Сами понатворяли, сами пусть и мир наш выручают.
Через несколько минут все трое провинившихся стояли перед очами графа и раввина.
– Я вас что просил? Сочинение дописать, ключевую часть его. А вы что понатворяли? Что? Я вас спрашиваю!
– Мы плохо написали, ma^itre? – спросил француз Сен-Том. – Но разве мы можем сравниться с вами по способностям…
– Вы не просто написали плохо, а жизнь переменили, будущее наше. Кто вас просил Бонапарта убивать?! – и, чуть сбавив тон, граф Лев Толстой пояснил: – Он, конечно, не святой. И того… Народу тьму погубил. Но и вы не лучше.
После этого раввин Минор степенно тихим голосом объяснил триумвирату, чем недоволен их благодетель граф Лев Николаевич Толстой и почему им нужно тут же собираться в дорогу. Единственный выход – это реальным действием поменять то, что они понапридумывали.
– От же ж курва! Трошки набрехали, и ужо мир не такой стал. Еноты-бегемоты! – удивился казак Степан. Он ударил себя в грудь и заверил графа, что сделает всё, что от него требуется.