Гусарские страсти эпохи застоя
Шрифт:
За забором приятелей поджидал старенький ржавый "Москвич", желтая краска которого облупилась во многих местах, а грубо нанесенная грунтовка поверх "родной", совершенно не совпадала. Оттого машина была похожа на старого леопарда, затаившегося в саване, выжидающего зазевавшуюся молодую, глупую газель.
Из машины с трудом выбрался огромный, тучный мужчина, "четвертый" подбородок которого лежал на необъятной груди, а большой живот поддерживался широченными подтяжками. Казалось, лопни они, и пузо оторвется от тела и упадет.
– Вай! Миша! Друг дорогой!
– ласково заговорил армянин, обнимая
– А это мой кореш, о котором я говорил, произнес Мишка, подталкивая вперед Ромашкина. Ценнейший человек. Герой! Доброволец! Прибыл строить коммунизм в песках Каракум.
Лицо Ашота расплылось в широкой счастливой улыбке, как будто говорилось о нем, и это он доброволец-строитель нового общества. Одет босс мафии был в хорошую дубленку, но без пуговиц, на каждом пальце за исключением больших было по дорогому перстню, джинсовые брюки и рубашка были явно привезены кем-то из Афгана и куплены по случаю. Распахнутая рубашка оголяла грудь, где в зарослях склоченных черных волос, висел большой золотой крест. Ашот после церемонии приветствия проделал обратную процедуру по влезанию в крохотную машину. Рядом с ним усадили тщедушного дедулю, иначе ни одному из офицеров на переднем пассажирском сиденье было не уместиться.
Машина жалобно просела, скрипнула рессорами, и Никита засомневался, выдержит ли ходовая часть.
– Нэ бойся, рессоры усиленные, смелей садись. Баня и рэсторан ждут нас!
– Ашот, почему не купишь себе "Волгу"? Зачем мучаешься в этой коробчушке?
– Хм, я бы купил, но зачем лишний раз привлекать внимание начальства. Меня уже первый секретарь горкома вызывал, выказывал неудовольствие, что постовые милиционеры мне честь отдают. Я ему говорю: "Дорогой товарищ секретарь, хозяин, я об этом их не просил, они сами! Ну не буду же останавливаться возле каждого легавого, и совестить его, мол, зачем эта нэнужная лесть".
– И что партийное руководство ответило?
– улыбнулся Никита.
– Вождь велел не ездить по центру, объезжать стороной маршрут его движения. А ты говоришь - "Волга". Еще "Мерседес" посоветуй купить, Миша дорогой мой друг! Наверное, ты хочешь, чтоб меня выслали обратно в Армению? Мне туда нельзя. Там у меня слишком много врагов. Ашот должен жить в Педжене, ему и здесь хорошо. Я не высовываюсь, дом всего в одын этажа, как у других. Я сделал проще еще два этажа в землю закопал: там бильярдная и зал для гостей. Перехитрил начальство. То, что у меня в подвале все в мраморе и павлины во дворе бродят, для посторонних глаз нэ видно. А Мишина сразу бросается в глаза. Потерплю тесноту, да и привык я к этому "Москвичу".
Так за рассказом о своей нелегкой судьбе подпольного миллионера Ашот с ветерком доставил компанию к городской бане. На дверях болталось объявление, выведенное чернилами: "Баня закрыта на учет". Но стоило армянину вытянуть живот из-под руля, как они распахнулись, и какой-то маленький шустрый человечек увлек их компанию заднему служебному входу, рассыпаясь в словах благодарности, что сегодняшний день ему преподнес таких знатных и уважаемых гостей!
Приятно было ощущать себя не просто обычным молодым лейтенантом, а персоной, из-за которой закрыли баню. Ну, не совсем из-за тебя, но тоже к этому причастен. Туркмен буквально стелился по тротуару, сопровождая гостя, отбрасывая, носком тапочка в сторону
– Успокойся Мамбек, не суетись. Лучше пива принеси холодненького, распорядился мафиози.
– Чешского!
– Нэ изволь беспокоиться хозяин. Всо уже в люччем виде. Пиво, риба, лаваш, зелень. Всо есть! Давно ждем. Убогая и вонючая городская баня, обшарпанная снаружи и внутри, при проникновении с "черного хода" оказалась вполне приличной. Никита в таких и не бывал никогда. Стены обшиты хорошим деревом, мягкие скамейки, полы устланы ковровыми дорожками. Ромашкин живо разделся до трусов, и ринулся в душевую смыть пот и грязь холостятского существования. Аксакал неспешно снял с себя пальто, оставшись в шерстяном халате, сел и не сдвинулся с места. Мишка и Ашот голышом чинно направились в парную.
После посещения бассейна, парилки, душа в разных чередованиях, новоявленные приятели расположились у сервировочного столика на колесиках. Пиво уже не пили. Бархатным пивом баловались в период мытья. Теперь в ход пошла водка. Никита не стал от нее отказываться, не желая обидеть мафиози, о чем его строго предупредил Шмер.
Две бутылки водки на троих было явным перебором для Ромашкина. Мишке это тоже была сильная доза после пива. Эх, если бы не проклятое пиво... Туркмен, будто истукан, сидел, улыбался и молчал, практически не выпивал, разве что одну рюмку, за знакомство.
Конечно, основное было употреблено армянином, но ему выпитое, что слону дробинка. Никита, пока чуть соображал, поинтересовался, кто будет за рулем авто, на что Ашот сделал круглые удивленные глаза и вымолвил:
– Обижаешь дорогой. Конычно, я. Ето нэ смертэльно. Ето разминка. Сэйчас в рэсторан памчим!
Это заведение было не совсем ресторан, вернее совсем не похожее на ресторан. Городской ресторан стоял вблизи вокзала и размещался в давно не штукатуреном здании, где вилки, ложки и тарелки почему-то всегда жирные, а еда невкусная и противная. Нет, Ашот привез их в глубину одноэтажных саманных кварталов, и в центре этих лабиринтов стояло вполне приличное здание, окруженное высокой кирпичной стеной, с маленькими окошками, с закрытыми ставнями, откуда раздавалась восточная заунывная музыка. Что ж, придется смириться с бабайскими мелодиями. Других, скорее всего не будет.
Внутри помещения, куда приятелей проводил громила с квадратным подбородком и мрачной физиономией висельника, стоял таинственный полумрак. По периметру располагались низенькие азиатские столики с кушаньем и чайниками, да подушки для сидения. В центре зала, под люстрой, возвышались два больших полированных стола без скатертей и приборов.
Тело Ашота заняло три подушки, а Мишка и Никита уместились на одной. В тесноте да не в обиде. Дедок с ними не пошел в зал, остался дремать в салоне автомобиля.
Зал оказался почти заполнен посетителями, которые ели, громко чавкая и разговаривая. Громкий смех раздавался со всех сторон, причем смеялись туркмены заразительно от души, запрокидывая голову и широко открывая рот, показывая соседям либо золотые, либо желтые кривые, щербатые зубы. В основном за столами располагались мужчины средних лет и более (как пояснил Мишка это торговцы, кладовщики, милиционеры и чиновники). При появлении Ашота посетители почтительно привстали, поклонились, их туповатые лица выражали подобострастие и радушие. Льстили, трусливые канальи.