Гусарские страсти
Шрифт:
Мишка лежал, уткнувшись своей худощавой мордой в сжатые кулаки, сопя и посвистывая. Два пожилых азербайджанца чуть слышно гортанно переговаривались, ожидая пробуждения офицера. Оба, судя по мозолистым ладоням, из сельской местности.
Стол ломился — фрукты, зелень, коньяк. Много привезли, не осилили.
Завидев вошедшего Никиту, мужчины обрадованно вскочили и принялись здороваться, назвались: Расул, Мамед. Притомились, видать, сидеть в тишине чужого дома.
Расул, который помладше, принялся разливать по стаканам коньяк.
— Давно
— Не очень. Заскучать не успели.
— Много он выпил?
— Торопится очень. Не закусывает, — покачал осуждающей головой Мамед. — Мы даже о деле поговорить не успели.
— О деле? О каком деле?
— Э-э, дарагой! Давайте сначала выпьем за знакомство!
— Я не тороплюсь очень, поддел Никита.
— Маладец-ц! Не торопясь и выпьем!
Расул, который помладше, разлил — старику треть стопки, себе половину, Никите полную.
— Оп! Стоп! Не малить! Наливать одинаково! И пить поровну! — усек и пресек хитрость Никита.
— Мы уже много выпили, — виновато улыбнулся Расул.
Ну, разве что. Стаканы звонко блинкнули.
— Ладно, давайте теперь по делу! — Никита, очистив пару мандаринов, пережевывал дольку за долькой.
— Дело такое, дарагой! Видишь Расула, дарагой? Это папа рядового Алиева. Я дядя рядового Алиева. Любимый дядя! А он — мой любимый племянник. Папа скучает, мама скучает, дядя скучает, сестры плачут! Командир, отпусти Ильхамчика в отпуск, повидаться с родными.
— Очумели? Он всего три месяца служит, а вы отпуск просите. Курсанты учебок только по семейным обстоятельствам ездят на побывку. Смерть родителей, тяжелая болезнь. Нужен повод. Тоска и плач не считаются.
— Вах! А по-другому решить проблему? В гостинице в городе сейчас живут мать и сестры. В гостиницу отпустите на двое суток?
— На субботу и воскресенье — может быть. В будни нельзя никак.
Дядя Мамед вновь схватился за бутылку коньяка «Бакы» и предложил выпить за интернациональную дружбу братских народов.
Что ж… Но! Но:
— Ребята, учтите! Если, вы сейчас быстро накачаете меня коньяком, вновь останетесь без результата. Вернее, с тем же результатом, как со Шмером. Не спешите.
— Командир! Почему так говоришь? Ильхам Алиев разве плохой солдат?
— Обыкновенный. Как все.
— Порядок не нарушает? Не хулиганит?
— Всякое бывает. Но, в принципе, к нему особых претензий нет.
— Вот и хорошо! И выпьем за Советскую Армию! — предложил дядя Мамед. — Я тоже был солдатом, дарагай! Даже сержантом стал! В стройбате.
Выпили за армию.
Дядя Мамед вновь начал гнуть свою линию:
— Командир, а я слышал, у вас есть замполит Рахимов. Азербайджанец?
— Есть такой. Майор.
— Твой начальник?
— Мой. Но он не совсем азербайджанец. Мама полячка, или белоруска, а папа… тоже вроде не азербайджанец.
— Ничего.
— Познакомить, конечно, могу. Но вряд ли поможет.
— Дарагой! Даже не думай! Это наши проблемы. Мы такой стол накроем! Пригласи его сюда! Миша обещал! Сказал, на втором этаже можно собраться.
— Миша?
— Вот он, — показал дядя Мамед на бездыханное тело Шмера.
Папа Расул подттверждающе кивнул: обещал, обещал!
Никита со злостью посмотрел на дрыхнущего взводного. Вот гад! Уже наобещал и договорился. А потом убирать грязь кому? Солдат снова вызывать? Не хотелось бы.
— Нет, для этого есть гостиница. Там и пейте.
— Обижаешь, командир! — покачал головой дядя Мамед.
Тут Мишка проснулся, поднял голову, потер кулаками глаза и обрадованно воскликнул:
— А вот и пожаловал мой лучший друг! Наливай!
— Пошел к черту! — рявкнул Никита, но… налил. И себе тоже.
Жидкость с солидным называнием коньяк максимум тянула на разбавленный коньячный спирт, но в голову ударяла. Будучи трезвым Никита наотрез бы отказал в гостеприимстве незваным гостям, но так то будучи трезвым!
Дядя Мамед быстро принялся говорить Мишке о нестыковочке, о негостеприимности хозяина.
— Никитушка! Комиссар хренов! Ошалел? — закричал Шмер. — Все давно на мази! Даже комбат приглашен от твоего имени. Неслышащих лично ходил уведомлять о банкете. Твой адрес назвал! И через два часа… — Шмер взглянул на часы, — о, как время летит… нет, через сорок минут, господа офицеры пожалуют!
— Сколько?
— Если прибудут все, то двенадцать. Но, вероятнее всего, двадцать. Обязательно нахлебники прибьются на огонек.
— Значит, спланированный тобой бедлам? Шабаш?
— Ну, зачем? Все будет аккуратно, чинно, тихо и без ведьм. Ступай за мебелью в роту, а я начну накрывать.
Спорить бесполезно. Убийственный аргумент — про комбата. Никита представил: вот Алсынбабаев подходит к мансарде, а на дверях висит замок, вместо сабантуя — облом, а супруге уже наплетено про экстренную проверку, значит, придется вернуться в батальон и выплеснуть гнев на подчиненных, собрать офицеров на совещание, устроить батальонный ночной строевой смотр, заняться шагистикой на плацу. Нет уж! Лучше пару дней наводить порядок в квартире с помощью солдатиков.
А вот и они! В смысле, солдатики. Легки на помине. Первым вломился на веранду сержант Наседкин. За ним, задевая стены и косяки, — бойцы со стульями и лавками.
— А где столы? — гаркнул Шмер. — Наседкин! Где столы из Ленкомнаты? Мы что узбеки? На полу скатерть стелить?
— Дык, Ленинская комната заперта. Ключи у замполита, то есть… вот у товарища лейтенанта.
— Замполит Ромашкин! Ты чо? — фальшиво удивился Шмер. — Иди, выдай мебель которая по-получше. Я пока затащу наверх наш обеденный стол…