Гусарский монастырь
Шрифт:
Альварец — развязный молодой человек, посоветовал ему плюнуть на такие пустяки и подумать о будущем управлении государством, но Роланд остался непреклонным и ушел мерными, огромными шагами, с низко опущенною головой и положив руку на эфес шпаги, отчего из черного плаща, накинутого на него, образовался как бы петуший хвост.
За ним просеменил Альварец.
Появление этих двух новых актеров вызвало в некоторой части задней публики легкое перешептыванье.
Поповна Липочка нагнулась к уху сидевшей рядом
Маремьяне Никитичне с первых же слов Родриго почудилось то же самое, но дело это рисовалось ей настолько невероятным, что весь зал явственно услыхал: «Бреши еще!», сказанное густым контральто.
Второй акт перенес зрителей в сад под окна дворца, в котором жила прекрасная Эсмеральда. По аллее гуляли две молодые придворные дамы — белокурая кроткая Агнесса и черноглазая Альмара — Антуанетина и Елизаветина.
Обе они были влюблены в рыцаря Диего, и простодушная Агнесса поверила свою тайну коварной Альмаре; Альмара удалилась, а из-за кустов вырос шут Иеронимо и стал изъясняться в любви оставшейся Агнессе.
Публика слыхала только слова пьесы, громко раздававшиеся на сцене, но не слыхала другой пьесы, шепотом разыгравшейся в то же время между актерами.
— Настасья Митревна, — шептал Бонапарте, крадясь к Агнессе, — вправду я вам сейчас сказывать начну!
— Ах, как вы меня испугали! — вскрикнула Агнесса, схватившись за лоб.
— Неужели я страшен? — спросил, приосанясь, Иеронимо, и театр весь фыркнул: очень уж забавно выглядело необыкновенно белое шило, торчавшее у него на месте носа, которым он словно собирался пырнуть Антуанетину.
— Нет, вы хороши собой! — под общий смех ответила Агнесса. — Пугало огородное!… — добавила она тихо.
Иеронимо упал на колени и протянул вперед заметно дрожавшие красные руки…
— Царица моей души!… — начал он визгливым голосом. — Я у ваших ног, и в ваших руках судьба моя… Безмерно люблю вас!… — Бонапарте неожиданно всхлипнул. — Я все могу!…
Дружный смех зрительного зала заглушил дальнейшие слова его.
— Пьянчужка… трясется весь, а туда же!… — услыхал Бонапарте среди общего шума полные презрения слова Антуанетиной.
— Встаньте, Иеронимо! — громко ответила Агнесса. — Я признаюсь вам: я люблю другого и не могу отвечать вам!
— Кого? — яростно спросил Иеронимо, подымаясь с колен. — Тишку своего беспутного? — прошипел он сквозь зубы.
— Эта тайна умрет со мной! — скромно, но гордо ответила Агнесса. — Прощайте! Да уж, конечно, не ваше пьяное рыло… — шепнула она, поворачиваясь и уходя со сцены.
Иеронимо погрозил ей вслед кулаком.
— Погоди ж ты, паршивая! — полетел ей вдогонку шепот. — Тайн нет для меня! — воскликнул он громко, опять скрываясь в кустах.
Из аллеи показались королевич Роланд и его
Роланд густо откашлялся в руку, и оба они стали рядом.
Тренькнула балалайка, проплыли мягкие аккорды гитары.
Среди долины ровные
На гладкой высоте… -
запел могучий голос и, что колокольчик, вплелся в него другой — чуть надтреснутый, но звучный и красивый тенор.
Липочка схватила мать за руку.
— Маменька… ей-богу, это Агафоша!… Маменька, это Стратилатка! — добавила она с окончательным испугом минуту спустя.
Маремьяна Никитична молчала, и только молнии, метавшиеся из-под черных бровей ее указывали, что в ней происходит: сомневаться в том, кто были певцы, уже не приходилось.
Серенада, с началом которой в окне дворца показалось лицо Эсмеральды, имела громадный успех, и публика заставила певцов трижды повторить этот мерзляковский романс.
Пентауров вставил его специально для них, а также потому, что как ни бился, но подходящего стихотворения у него не выливалось, да и не было соответственной музыки.
Только что кончились аплодисменты, из дворца появились Эсмеральда.
Белявка, несколько дувшийся на нее из-за смещения на вторые роли весьма нравившейся ему Антуанетиной, не загримировал ее, и Леня сделала это сама, как умела, то есть почти ничего не сделала и только слегка припудрилась, отчего выглядела чрезвычайно бледной. Темные глаза ее казались огромными и загадочными.
Весь театр разом смолк при ее появлении и впился в нее глазами.
Леня, неудостоившаяся наставлений и уроков Белявки, шла своею обычной походкой и с такой же простотой и приветливостью прозвучали ее слова благодарности, обращенные к королевичу.
Роланд предложил ей руку, и оба они ушли гулять, а Альварец пустился ухаживать за появившейся Альмарой, и весь зрительный зал помирал со смеху, глядя, как он дурачился, рассыпался мелким бесом и ухаживал за Альмарой, чтобы только не допустить ее пойти вслед за влюбленными и помешать им.
Второе действие кончилось, благодаря ему, очень живо и весело, и занавес спустился под дружные аплодисменты.
В публике по поводу актеров начались разнообразные толки: новые актеры всем понравились, Леонидова же вызвала горячие споры.
— Так нельзя играть! — говорили многие. — Это что же такое — ведь здесь сцена, театр, а она ходит себе, как дома? И королевской крови совсем не видно в ней!
Другим, наоборот, Леонидова чрезвычайно понравилась именно своей естественностью и простотой; в числе защитников ее слышались голоса Светицкого, Возницына и Радугина.