Гуси-лебеди. Хозяйка Дремучего леса
Шрифт:
Корову следовало подоить и самой покушать. К тому же, животные не должно страдать от людской дурости.
Ноги, сами по себе потащили девушку в избу, и попаданка не стала противиться, привычно совершаемым, действиям.
– Девушка. – хмыкнула про себя Алёна. – Странно звучит, но, чертовски приятно ощущать себя молодой и шустрой. Надеюсь, что личико мне досталось смазливое. Не хотелось бы выглядеть страхолюдиной, пусть в прошлой жизни я не была красавицей, но и уродиной меня никто не считал.
Алёна Дмитриевна,
Так и не определившись с тем, красотка она нынче или уродина, Алёна, махнув рукой, решила, что ей не к спеху. Потом разберется. Все равно, жить придется с новой внешностью, привыкать к ней, опять же и вида не подавать о том, что ей всё в этом мире в диковинку.
Пока думала, руки сами отыскали что-то в темноте и вскоре избу осветил огонек лучины.
– Во, как? – Алёна хмыкнула – как бы с подобным скудным освещением себе лоб не разбить.
Худо-бедно, но до хлева девушка добралась, а там уж…
– Нет, – вскорости решила Алёна Дмитриевна. – строительное дело, конечно же, занятие хлопотное и нервных клеток сжигает массу, но корову подоить, тот еще квест! Особенно, с непривычки.
Руки доили, мозги грозили спятить, но молока Алёна, все же, добыла и корову с телком покормила.
Умная животина действиям девушки не препятствовала, стояла смирно и норова строптивого не являла. Звалась корова Зорькой, Алёнку всегда слушалась и норовила лизнуть молодую хозяйку своим мягким языком прямо в лицо.
– Фу, Зорька, фу! – отбивалась, как могла Алёна Дмитриевна. – Хватит жалеться. Ты мне так всё молоко расплещешь.
Телку, вообще, все было фиолетово – лишь бы молочком напоили и хлеба с солью дали.
Молока вышло много.
– Будет мне ужин. – решила попаданка и вспомнила про Зубастого. – И ему хватит.
Разумеется, молоко, хорошо было бы процедить, но ничего пригодного для этих целей, Алёна не обнаружила, зато, отыскала пару вареных картофелин, краюху темного хлеба, кажется, такой называется, ржаным, луковицу и морковку.
Овощи, смахивающие на морковь, лук и репу Алёна отложила на потом, а сама, покрошив хлеба в молоко, отнесла Зубастому.
Пес, если и удивился чему странному, то возникать не стал и сожрал то, что дали. Да, как еще сожрал – с завидным аппетитом, чавкая и поскуливая от удовольствия.
Алёна тоже не заморачивалась – процежено, не процежено, а умяла свою часть за милую душу и лишь после этого почувствовала посторонний взгляд, прожигающий спину насквозь.
– Кольша? – удивилась попаданка и насторожилась.
Малец топтался на пороге и смотрел на Алёну голодным, щенячьим взглядом.
– Я.. тут.. того-этого.. – мямлил парнишка, а, женщина, понимающе усмехнувшись, спросила.
– Кушать хочешь?
Кольша судорожно сглотнул –
Онуфриевы его, конечно же, кормили, но не сегодня. Обозленный тем, что негодная Алёнка ускользнула из его жадных рук и раздосадованный, что батрачонок так и не сумел выследить беглянку, Василько, вместо ужина выдал мальцу пару подзатыльников и согнал со двора. Просить еды у матери Кольша не стал – малым и без того мало достается, а он, уже большой, может и потерпеть.
– Бери, лопай, малец. – Алёнка пододвинула к Кольше глиняный кувшин и приказала:
– Ешь и рассказывай о том, что там эти злыдни, Онуфриевы, против меня умышляют?
Пацан себя упрашивать не заставил, если властность в голосе Алёнки его и удивила, то парень решил, что промолчать выйдет дешевле. К тому же, кушать хотелось – попробуй без обеда целый день, на ногах, да на свежем воздухе, да еще и в работе? Так жрать захочешь, что мама не горюй!
– Василько велел по деревне бегать и тебя сыскать непременно. – выпив молоко и съев весь хлеб, промямлил мальчишка, пряча виноватый взгляд. – Сказывал, что здесь ты прячешься где-то. Следить приказал.
Алёна хмыкнула, припоминая наглую, разожравшуюся харю старшего сынка мельника. И, Полинка с этим хряком любовь крутила, по доброй воле? Точно говорят, что любовь зла, полюбишь и козла! Вернее, такого хряка, как Василько.
Про собственную судьбу, попадись она в лапы Онуфриевым, Алёна знала всё – будут долго насиловать, а, затем, как и Алёнкиных родителей, в овраг кинут, зверью дикому на поживу.
А, вот, выкусите! Попадаться в лапы убийцам нынешняя Алёнка не планировала. Самих Онуфриевых в тот овраг отправит, дайте срок!
– Бежать тебе надобно, Алёнка. – жалостливо поглядывая на девушку, пробормотал Кольша, утирая нос рукавом замызганной рубашки, такой ветхой, что стыдно и на ветошь пускать. – Убьют они тебя. Дюже сердитый Василько – дубье приготовил и рогатину. Болтал, что станет травить, словно дикого зверя.
– Про родителей моих, что сказывали? – строго спросила Алёна, изображая из себя злого следователя.
– Сказывали, что не вернутся они из града. Мол, дядько Прокопий решил у сына погостить. – и, глаза отвел. Догадывался малец, что не всё ладно с соседями, но помалкивал. За свою семью опасение парнишка имел. – Брешут, поди.
– Брешут. – задумчиво повторила Алёна Дмитриевна, то есть, теперь уже, Алёнка.
То, что в Рябиновке житья ей не будет, девушка поняла без разъяснений – в памяти, то и дело, всплывали обрывки чьих-то разговоров, злое лицо местного старосты, Митрохана Авдеевича, обидные крики за спиной: «ведьма», да «колдовка». Видно, что и в самом деле, надобно уходить. Только, вот куда?
– Куда-куда? – сама на себя обозлилась Алёна. – На Кудыкину гору. Да, хоть и к бабе Яге! Может, посоветует, что.