Гусман де Альфараче. Часть вторая
Шрифт:
Бывают на свете и такие отпетые дураки, что, выжив на старости лет из ума, не разумея уже по дряхлости и слабоумию никакого дела, все-таки желают всех обмануть и, вопреки правде и здравому смыслу, красят свою седую бороду, как будто людям неизвестно, что борода не может быть от природы пестрой и переливаться на солнце всеми цветами радуги, наподобие голубиной шейки; притом каждый волос имеет у них три окраски: у корня белую, в середине бурую, а на кончике черную, ни дать ни взять павлиний хвост. А у крашеной женщины не найдешь и двух волосков одного цвета!
Смею уверить, что сам видел одну сеньору, так покрасившую свою седую голову, что стоило только вглядеться, чтобы различить зеленый, синий, желтый, красный и многие другие цвета даже на одном волосе; пытаясь обмануть годы, она выставила
29
Вера-де-Пласенсия — город в провинции Касерес (Эстремадура), славился ранними овощами и фруктами.
О, злополучная старость! Ведь ты — священный храм, последняя пристань всех людей, плывущих по житейскому морю! Отчего, заветная гавань всего живущего, ты столь ненавистна людям? Зачем те, кто издали с почтением склонялись перед тобой, вблизи предают тебя поношению? Коли ты сосуд мудрости, зачем ославляют тебя безумной? Коли ты во всем почтенна и достохвальна, зачем позорят тебя те, кто всего к тебе ближе? Коли ты кладезь знаний и опыта, зачем пятнают тебя презрением?
Либо зло в тебе самой, либо оно в людях. И последнее, конечно, верней. Ведь они плывут в твою гавань, не заполнив трюма грузом благоразумия, отчего марсы так и ходят у них ходуном. Лоб широк, а мозгу мало.
Хочу рассказать тебе на этот предмет одну небогатую словами, зато богатую мыслями побасенку, которая придется здесь весьма кстати.
Когда Юпитер возвел здание вселенной и увидел, что все в нем прекрасно и достойно удивления, то, прежде чем приступить к сотворению человека, он создал всех животных. И вот одному из них, а именно ослу, взбрело на ум отличиться и показать себя; не сделай он так, не быть бы ему ослом.
Едва он протер глаза и увидел красоту божьего мира, как взыграл духом. И пустился осел скакать и взбрыкивать, орошая, как у ослов водится, под собой землю, — ибо не умел иначе приветствовать молодой мир, как загрязняя его, — и так скакал, покуда совсем не уходился. Притихнув и угомонившись, он крепко задумался: почему, с каких пор и каким образом он стал ослом, ибо, не имея родителей-ослов, не понимал, как это получилось. Кто и зачем его создал? Каков смысл его существования?
У ослов всегда так бывает, что раздумье одолевает их с неудержимой силой, когда все уже позади, красные деньки миновали, а с ними все радости и утехи. И еще хвала небу, если сие запоздалое размышление, как и быть должно, приносит с собой жажду очищения и благочестивое усердие! Ибо обратиться к истинной вере никогда не поздно.
Пошел он со своей заботой к Юпитеру, умоляя открыть, зачем создан осел. Юпитер отвечал: «Для служения человеку», — и объяснил подробно, в чем должна состоять его служба. И такой тяжелой оказалась ослиная должность, что от одних лишь Юпитеровых слов у бедняги заныли кости и морда поникла к земле. В страхе перед грядущими муками — ведь слушать и говорить о неиспытанных казнях подчас тошней, чем сносить их, — осел закручинился и принял нынешний свой унылый вид; печальным показался ему уготованный для него жребий. Тогда вопросил он, долго ли продлится столь горестная жизнь, и в ответ услышал: тридцать лет. Вновь опечалился осел, ибо срок этот показался ему вечностью. И ослам надоедает терпеть. Стал он смиренно умолять всемогущего сжалиться и сократить ему жизнь, ибо он, осел, ничем не провинился перед небесами и не заслужил столь жестокой кары. Пусть же боги отпустят ему десять лет жизни, которые он прослужит верой и правдой, как подобает честному ослу, а остальные двадцать лет подарят тому, кто согласен их вытерпеть. И Юпитер, тронутый мольбами осла, исполнил эту
Собака, которая все чует, пронюхала о разговоре осла с Юпитером и тоже захотела узнать свою долю. И хотя она выказала истинно собачий нрав, возжелав недозволенного — а именно проникнуть в тайну судеб, одним богам открытую, — проступок ее имел оправдание в том, что с вопросом своим она обратилась прямо к Юпитеру, а не поступила так, как иные из моих читательниц, которые, забыв бога и теша дьявола, ходят к ворожеям, к цыганкам гадать на картах и пытать будущее. Где этим мошенницам предсказывать чужую судьбу, коли и своей-то не умеют устроить! Они морочат вас небылицами, обирают всеми правдами и неправдами, а потом, осмеяв и обманув, оставляют вас в дурах.
Словом, пошла собака к Юпитеру с мольбой, чтобы и ей не отказал в милости, какой удостоил ее товарища-осла, и оказал бы ей такое же снисхождение. И было сказано собаке, что ее служба — ходить на охоту, душить зайцев и кроликов, самой же не сметь их трогать, а отдавать всю добычу хозяину. А после, когда она вконец обессилеет и обезножит от трудов и хлопот, ее посадят на цепь и заставят сторожить дом, а на ужин бросят поглодать кость да угостят в придачу палкой. Тогда спросила собака, долго ли ей мучиться, и ответ гласил: тридцать лет. Возроптала бедная собака, предвидя столь нестерпимую участь, но, полагаясь на милость вседержителя, взмолилась, чтобы он пожалел ее и не совершал несправедливости, отказав ей в том, в чем не отказал ослу, — ведь и она божье творение и вернейшее из всех животных; итак, собака попросила сократить ей, как и ослу, срок жизни до десяти лет. Юпитер согласился. И благодарная собака в знак признательности опустила морду к земле, возвращая небу ненужные ей двадцать лет жизни.
Тем временем не дремала и обезьяна, втихомолку подглядывавшая за ослом и собакой, чтобы узнать, чем кончится дело. И так как ей определено все перенимать и со всех обезьянничать, она решила последовать примеру сотоварищей и тоже узнать свою долю, которая, при столь великом милосердии всемогущего, не могла, по ее упованиям, быть жесточе участи осла и собаки.
Пошла она к Юпитеру и вопросила, что с нею станется и какая ей определена служба, ибо надо думать, что и она создана не напрасно. И Юпитер отвечал, что покамест довольно с нее знать, что ее закуют в цепь и привяжут к столбу, чтобы не сбежала; а не то посадят за решетку или ограду, и будет она изнывать летом от жары, дрогнуть зимой от стужи, терпеть голод и жажду и ни одного куска не проглотит спокойно, ибо по сто раз будет напрасно хватать его зубами, и столько же раз ее хлестнут бичом, на потеху и радость зевакам.
Горько стало обезьяне, и залилась бы она слезами, если б умела. Но она стойко выслушала приговор и только спросила, долго ли ей придется терпеть. И в ответ услышала то же, что и другие: тридцать лет. Опечалилась обезьяна, услышав такие слова, однако, веруя в милосердие Юпитера, взмолилась, чтобы он и ей сократил срок до десяти лет, да и того слишком много. Всемогущий смиловался над ней и сделал, как она просила; возблагодарив его и поцеловав ему руку, обезьяна ушла к другим животным.
Напоследок Юпитер сотворил человека, совершеннейшее свое создание, превосходящее всех земных тварей, ибо оно одарено бессмертной душой и божественным разумением. И дал ему Юпитер власть над всем живущим, сделав его всесильным владыкой земли. Радовался человек, видя, что так прекрасен, так дивно создан, так могуч, так взыскан и одарен, и подумалось ему, что столь чудное творение достойно бессмертия. И, припав к стопам Юпитера, вопрошал не о назначении своем, но лишь о сроке жизни.
Юпитер отвечал, что от начала мира всем земным тварям и самому человеку был положен одинаковый век: тридцать лет. Изумился человек, что столь прекрасному созданию отпущен такой краткий срок жизни, которая промелькнет как одно мгновение, и человек, словно цветок-однодневка, увянет, не успев распуститься; едва ноги его высвободятся из чрева матери, как голова уже уйдет в землю, и тело его поглотит могила, и не успеет он насладиться ни жизнью своей, ни красотой земли. И вот, обдумав все, о чем говорили с Юпитером осел, собака и обезьяна, человек пошел ко вседержителю и, кротко потупившись, начал так: