Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов
Шрифт:
Мы умеем делать невероятное во всех стихиях, мы строим пирамиды, пренебрегая мелкими вещами, составляющими наш быт. Мы не любим и плохо делаем их. Мы не подчиняем себя своим домам, не сходим по ним с ума, как центру вселенной. Мы – не Чехия, не Германия, мы – не домочадцы.
Мы вынуждены докармливать себя в садах и огородах, в серой экономике. Это – рабская модель. Доля личных подсобных хозяйств в аграрной продукции России – десятки процентов.
Мы в общем-то не любим друг друга. За границей мы немедленно ассимилируемся и в третьем поколении растворяемся в других народах. Мы не держимся вместе, не выступаем сплоченной общиной, рассыпаясь и выживая, кто как может.
Мы талантливы, но
И мы – чудо приспособления. За 5 лет, с 1917 по 1922 г. возник из «царского» советский человек. Со всеми его красными знаменами.
За 5 лет, с 1990 по 1995 г. из «коммуниста» вырос истинно верующий, крестящийся напропалую.
Сегодня становится на ноги «государственный» человек. Иерархический, технический, с функциональной моралью.
Самое смешное, что это может быть один и тот же человек.
Мы устали. Триста лет войн, революций, диктатур, эмиграции, рассыпания народа по окрестному пространству. Мы сокращаемся, оставляя все больше пустот на карте. Мы не можем найти себе места – нас веками бросало от одной великой идеи к другой, и все они – не наши. Мы умеем найти только самые трудные решения. Нас обрабатывают, в нас есть жестокость, есть недальновидность, есть искаженное понимание действительности, есть все то, что портит самый великий народ. Мы находим и осуществляем только самое тяжелое, только самое великое, растрачивая силы народа и сам народ.
Мы должны измениться, чтобы выжить.
Модели коллективного поведения людей меняются.
Они не даны народам раз и навсегда.
Это хорошо видно в истории других народов.
Вкрапления. Другие мы
Что вы скажете о малой группе людей, численностью в несколько десятков тысяч человек, отстроивших и подмявших под себя 45–55 % хлопчатобумажной и шерстяной промышленности Московского региона?
Об их богатейших семьях?
О том, как они выживали за счет хватки, бережливости и аскетизма?
О давлении и государственных преследованиях?
Кто они? Армяне, греки, евреи, немцы-колонисты, масоны, магометане, кто?
Нет, это были русские люди.
Старообрядцы.
Гучков. Председатель III Государственной думы (1910–1911). Из староверов.
Савва Морозов. Из староверов.
Рябушинский. Из староверов.
И десятки других.
Пик их собственности и влияния – 2-я треть XIX века.
Как они это сделали? Модель коллективного поведения, похожая на протестантизм, американизм и прочие «измы», делающая технические революции неотвратимыми. Рациональность и экономический успех. Проще говоря, выживание малой загнанной группы людей, которые из себя выжимают все соки, всю хитрость, чтобы не утонуть. И свою религию подстраивают под это.
При чем здесь Третий Рим, державность, богоданная духовность, умерщвление плоти, государство вертикалей?
Да ни при чем. Старообрядцы – это история о том, что российские люди – когда они выживают – ведут себя как стая рискованных, самозванных, подчиненных труду, независимых людей – честных, рациональных, готовых свободно и хитро выживать ради собственного и общего блага.
Так было везде, где оставалась хотя бы какая-то ниша для личной собственности. Там поведение свободнее. В России еще остались следы этих людей. Они даже сегодня чуть зажиточнее. Не только старообрядцы, еще и Сибирь (потомки переселенцев), люди Севера России (Архангельск), казаки – потомки тех, кто бежал от крепости на границу. Эмигранты.
Только не нужно закатывать тех, кто готов действовать, под асфальт. И обрабатывать их ядохимикатами. Дешевый кредит, низкие налоги, малое административное бремя, открытые форточки.
Не мешать, помогать. Всё сделают сами.
П. Клее
Наши мифы. Лосев
Можно провести всю жизнь в стране, стоящей на крайностях, на мифах, пытаясь громко об этом говорить. Можно сделать так, что вас заставят замолчать, в раннем возрасте замолчать, когда вы полны сил, но вы все равно будете писать в стол, ужасаясь, но мыслить и заполнять его рукописями, потому что иначе вы просто не сможете жить. В 1930-м Алексей Лосев, знаменитый в будущем русский философ, был в 37 лет посажен, сначала на Лубянку, а потом отправлен в лагеря, потому что власть не смогла вынести его книги «Диалектика мифа». Власть и жены его, Валентины Михайловны, 33 лет, вынести не смогла, отправив ее вслед за ним.
Вряд ли могло быть иначе. В государстве «диктатуры пролетариата», в самом начале большой кампании репрессий, в подцензурной книге было сказано, что «социализм, т. е. материалистически-общественная стихия, данная в аспекте своего алогического, бесформенного, сплошного стремления, есть анархизм»[44]. И еще сказано: «Все бывшие и настоящие формы социализма, и «утопического» и «научного», есть всецело мифология»[45]. Лосева что, любить за это будут? «Учение о всеобщем социальном уравнении… несет на себе все признаки мифологически-социального нигилизма»[46]. «С точки зрения христианства социализм есть также сатанизм»[47]. И так далее.
Хорошо, что не расстреляли, не сгноили. Но как же ему было написать иначе, когда сама жизнь вокруг буквально кричала о мифах, о мифологичном сознании. «С точки зрения коммунистической мифологии, не только «призрак ходит по Европе, призрак коммунизма» (начало «Коммунистического манифеста»), но при этом «копошатся гады контрреволюции», «воют шакалы империализма», «оскаливает зубы гидра буржуазии», «зияют пастью финансовые акулы», и т. д. Тут же снуют такие фигуры, как «бандиты во фраках», «разбойники с моноклем», «венценосные кровопускатели», «людоеды в митрах», «рясофорные скулодробители»… Везде тут «темные силы», «мрачная реакция», «черная рать мракобесов»; и в этой тьме – «красная заря» «мирового пожара», «красное знамя» восстаний. И после этого говорят, что тут нет никакой мифологии»[48].
Из него самого стали делать миф. «Последняя книга этого реакционера и черносотенца… "Диалектика мифа"… является самой откровенной пропагандой наглейшего нашего классового врага»[49]. «Идеалист – реакционер, мракобес, некий профессор Лосев»[50]. «Никогда идеализм не выступал в столь реакционной, претенциозной и воинственной форме, как теперь в лице Лосева»[51]. «Его мракобесие тем более велико, что его устами глаголят господствующие классы былой России»[52]. «Лосев является философом православия, апологетом крепостничества и защитником полицейщины»[53]. Ну и так далее – именно в то время, когда машина подавления инакомыслия развертывалась в полную силу.