Гувернантка
Шрифт:
— Там был маленький мальчик.
— Только один? У Николая не меньше дюжины детей и внуков. Наверное, остальные работали в поле.
— Это странный ребенок. Совсем, не похожий на других, хотя и такой же грязный и оборванный. Кажется, мадемуазель считает, будто вы знаете кое-что о нем.
— Я удивлен, что мадемуазель не сказала вам об этом сама, — медленно произнес Эдвард, — вряд ли это могло ускользнуть от нее. Мальчика зовут Ваня?
— Так вы его знаете?
— Да.
— Он внук Николая?
— Нет.
— Тогда сын?
— Нет. Он им не родной. Мальчика,
— Но кто он?
— Он незаконнорожденный сын князя. Так сказать, побочный сын.
Эти слова словно громом поразили Софи. Какое-то время девушка была не в силах что-либо сказать.
— Так вот почему этот ребенок так притягивал мое внимание, — наконец произнесла она.
— Он похож на князя. Те же глаза. Та же гордая посадка головы. Вас это шокирует? Должно быть, вам известно, что такое случается.
— Разумеется. Вы знаете… известно ли, кто его мать?
— Анна Егоровна.
Софи едва не задохнулась.
— Вы уверены, Эдвард?
— Не меньше, чем мадемуазель. Если она не сказала вам об этом сама, то только из деликатности.
— Не думаю, что из деликатности.
— Честно говоря, я тоже не верю в ее деликатность. По причинам, известным лишь ей одной, мадемуазель хотела, чтобы вы узнали об этом факте и были бы им шокированы. Мадемуазель не нравится, когда кто-то счастлив, а она нет. Она вас ревнует.
— Да, я знаю.
— Привлекая ваше внимание к Ване, она хотела показать вам уродливую сторону жизни, как если бы кто-то перевернул в саду красивый камень, желая показать грязь под ним. Несомненно, Ванина жизнь не больно сладкая. — Эдвард помолчал. — Но реальность жестока. И мы ничего не можем с этим поделать. Вы не сможете помочь этому ребенку, так что лучше забудьте о нем.
— Мадемуазель Альберт отлично это знала. Знала, что я бессильна.
— Софи, незаконнорожденный ребенок — не такая уж большая редкость. Ванина мать могла быть крепостной, хотя не была ею. Права хозяина здесь безграничны. То, что ребенок попал в семью Степана, — не так уж плохо для него. Для мальчика могло бы найтись место и похуже.
— Но это несправедливо!
— Согласен, однако, так подобные дела обстоят повсюду. Незаконнорожденные дети обречены на страдание. Мадемуазель отлично знала, что это причинит вам боль. Какая ей от этого польза, спросите вы? Разрушить ваши иллюзии и насладиться видом вашего собственного страдания? Не слишком красивый поступок с ее стороны.
Софи молчала, слушая биение часов фрейлейн Браун. Их звук казался громким и неприятным.
Она вспомила, с каким гордым жестом Ваня отшвырнул в сторону, брошенную ему князем монету. Он был возмущен своим унижением. В нем говорил инстинкт, не осознанный им самим. Унаследованные княжеские гордость и чувство собственного достоинства. Хотя он мог и не знать, что князь его отец. Но князю-то известно, что Ваня его сын!
«Петр, это же твой сын!» — с болью в сердце думала Софи. Это была не та боль, какую могла испытать глубоко любящая женщина, узнав, что другая родила сына, которого она мечтала выносить сама. Это была боль, вызванная тем,
— Удивительно, что там нет других Ванюш, — заметил Эдвард. — Их полно в любом поместье, и в английском тоже. Зачем вам так близко принимать это к сердцу? Вы просто играете на руку мадемуазель. Не позволяйте ей расстраивать себя. Она женщина умная. Вы, должно быть, заметили, как ловко манипулирует она фрейлейн Браун и Еленой Петровной. Но не вами, Софи. Только не вами. Это тот случай, когда коса нашла на камень.
— Я должна что-то сделать для этого ребенка.
— Но почему?
— Я должна позаботиться о его будущем. Его никто никогда не любил с самого рождения. Он…
Софи резко замолчала и, встав, подошла к окну. Несколько мгновений она молчала, собираясь с духом. Потом повернулась к Эдварду:
— И все же я благодарна мадемуазель.
— Благодарны?
— Да. Иначе я никогда бы этого не узнала. Видите ли, я должна что-то сделать… но пока не знаю что. Думаю только, что в моей власти помочь ему.
— Нет, Софи. Вы не должны вмешиваться.
— Это другое. Я имею право помочь. Моральное право.
— Моя дорогая девочка, какое право вы можете иметь?
— Я выхожу замуж за князя.
Эдвард глядел на Софи, словно громом пораженный.
— Выходите замуж за князя…
— Да. Я люблю его. И он любит меня. Он просил моей руки.
— Но…
— И я дала согласие. Он уже сообщил об этом своей кузине Елене. Вскоре должен написать моей матери.
Эдвард молчал. Он чувствовал себя как утопающий, который добрался до куска плавучей корабельной обшивки и ощутил, как волна накрывает его с головой. Его чувства пришли в такое смятение, что какое-то время он не мог говорить.
— Я знаю, вы удивлены. Но разве вы не пожелаете мне добра? Разве не хотите моего счастья?
— Вы застали меня врасплох. Но я от всего сердца желаю вам счастья, — тихо произнес Эдвард.
— Вам кажется, будто я не понимаю, что делаю? Что меня занесло бог весть куда? Но это не так. Я люблю, и люблю всем сердцем.
— Князь счастливец, — усмехнулся Эдвард. — Я вижу, что и он любит вас. И вы тоже должны любить его. Он человек большой внутренней силы и ума. Но задумывались ли вы над тем, что может означать для вас этот брак, Софи? Какая огромная ответственность ложится на вас? — Под ясным взглядом Софи Эдвард вновь замолчал. — Простите меня. Разумеется, я беспокоюсь за вас.
— Не нужно за меня беспокоиться, Эдвард. Я так счастлива! Так счастлива!
В порыве чувств девушка протянула к нему руки, и он ласково взял их в свои. С самого начала Эдвард чувствовал, что в Софи должно было проснуться большое, светлое чувство. Конечно, он всегда это знал и оттого, может быть, полюбил ее с первого взгляда.
— Сегодня я поняла, в чем моя ответственность. Прежде всего, это Ваня.
— Должно быть, Елена сообщила мадемуазель эту новость. Сегодня ею двигало жестокосердие и кошачье коварство. Ей хотелось омрачить ваше счастье, Софи. Она хотела избавиться от вас. Вы отдаете себе в этом отчет?