Гувернер Романовых. Судьба Пьера Жильяра в России

Жирарден Даниэль

III. Наследник без будущего

Алексей Николаевич, Великий князь и Наследник, был совершенно особым ребенком. Николай II и Александра Федоровна долгое время мечтали о сыне. Женщина в семействе Романовых не могла стать императрицей, с тех пор как Павел I, сын Великой Екатерины II, ненавидевший свою мать, решил запретить наследование престола своим потомкам женского пола. После рождения четырех дочерей – Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии – появление на свет Алексея было встречено с огромной радостью. Однако уверенность в будущем династии была разрушена самой судьбой. Алексей, родившийся 12 августа 1904 года был болен неизлечимым и в большинстве случаев смертельным заболеванием, гемофилией. В его жизни периоды надежды

сменялись отчаянием. По мнению Жильяра, все это усугубляло болезнь Алексея, которая привела к последствиям, роковым для Царской Семьи.

Алексей Николаевич перед Зимним дворцом. Санкт-Петербург, 1914 г.

Медицина оказалась бессильной. Жизнь ребенка была мучительна. Ушибы вызывали внутренние кровотечения, чрезвычайно болезненные, особенно при повреждении суставов, что очень ослабляло Алексея и обрекало его на постельный режим. Жильяр слышал, как он кричал и стонал ночи напролет. Обычное носовое кровотечение могло стать смертельным, потому что кровь не свертывалась. Два врача, Евгений Сергеевич Боткин и Владимир Николаевич Деревенко, в сотрудничестве с лучшими специалистами того времени пытались облегчить страдания Цесаревича.

Болезнь, замеченная через несколько недель после рождения Наследника, бросила тень на будущее России, терзаемой в 1905 году войной и революцией. Власть Царя, обещавшего пойти на либеральные уступки, была во многом дискредитирована. Болезнь ребенка следовало держать в секрете, и для этого его необходимо было оберегать от внешнего мира. Гемофилия Алексея стала государственной тайной, охраняемой строжайшим образом. Жильяр, который жил вместе с детьми, знал, что Алексей болен, но истинная природа этой болезни была ему неизвестна, пока он не стал воспитателем мальчика. Алексея чрезмерно опекали, его Семья удалялась в Царское Село, Ливадию или Петергоф и никто не понимал причины такого затворничества. «Мало-помалу Семья замкнулась в себе».

Гемофилия – это болезнь крови, передающаяся по женской линии, но только некоторым детям мужского пола. Александра Федоровна поневоле оказалась носительницей наследственного недуга, и это сильно удручало ее. Все потомки королевы Виктории, ее бабушки, страдали от этой болезни. У Виктории, активной участницы европейской политики в XIX веке, были потомки женского пола во многих европейских домах. Один из ее сыновей умер в возрасте тринадцати лет. У Александры Федоровны, в то время еще Алисы Гессенской, был брат, умерший очень юным от той же болезни. Ее сестра Ирина, которая вышла замуж за брата германского Императора, также родила ребенка, больного гемофилией.

Здоровье Александры Федоровны, проводившей много времени у постели сына, резко ухудшилось. Она больше не могла выносить его страданий, не могла вырваться из адского круга, в который ввергла ее эта проклятая болезнь. И все же она была чудесной матерью для Алексея.

В период между обострениями Цесаревич был непоседлив, весел и сообразителен, но абсолютно, безнадежно одинок, как казалось Жильяру, который видел в этом большую опасность для формирования характера Алексея, будущего российского Императора.

Осенью 1912 года в Спале Жильяр дал первый урок французского языка Алексею, которому только что исполнилось восемь лет, – это был возраст начала учебы. Спала – это древнее охотничье владение польских королей, а затем личная собственность русских Императоров. Лесная территория площадью тысяча двести гектаров изобиловала дичью: там водились олени, медведи, волки и даже последние зубры, обитавшие в лесах на востоке Европы.

Царь часто устраивал скачки вместе со своими

дочерьми, великолепными наездницами; иногда, полные сил и энергии, они пускали лошадей в бешеный галоп. Алексей, смотря на них, плакал от зависти, ведь ему были позволены лишь пешие прогулки под строгим наблюдением. В октябре, вылезая из лодки, он стал жертвой небольшого несчастного случая. «Ушиб вызвал внутреннее кровотечение, которое вскоре перешло в опухоль в паховой складке. Температура поднялась до 39 градусов, потом – до 39,6. Светила медицины, профессора Раухфус и Федоров, срочно прибыли из Санкт-Петербурга».

В те дни Жильяр осознал масштабы трагедии Романовых и узнал об их двойной жизни. Суфлируя четырем дочерям, которые разыгрывали перед гостями по-французски пару сцен из пьесы «Мещанин во дворянстве», он спрятался за декорации:

«Внезапно я увидел перед собой Императрицу, которая бежала, приподняв обеими руками длинное платье, мешавшее ей. Я прислонился к стене, и она пронеслась мимо, даже не заметив меня. Ее лицо было искажено ужасной тревогой. Я вернулся в залу, где царило сильное оживление: лакеи в ливреях сновали с подносами, разнося прохладительные напитки, все смеялись и шутили – вечер был в самом разгаре. Императрица вернулась через несколько минут, она вновь надела маску любезной хозяйки и пыталась улыбаться людям, столпившимся вокруг нее. Однако я заметил, что Император, занятый беседой с гостями, встал таким образом, чтобы наблюдать за дверью, и проходя мимо, я поймал полный отчаяния обращенный к нему с порога взгляд Александры Федоровны.

Алексей Николаевич в Царском Селе. 1913 г.

Несколькими днями позже под давлением графа Фредерикса, Министра Императорского двора и уделов, был опубликован официальный бюллетень о состоянии здоровья наследника без упоминания болезни. У мальчика началась агония, он получил последнее причастие, но врачам все же удалось его спасти. Выздоровление заняло почти год, в то время он не мог сгибать ногу и носил ортопедический аппарат, причинявший ему большие страдания.

В июне 1913 года Императрица попросила Жильяра занять должность воспитателя Алексея Николаевича: «Я очень обрадовался оказанному мне доверию, но в то же время сознавал всю тяжесть ответственности <…> Обстоятельства позволяли мне оказывать прямое воздействие, сколь бы малым оно ни было, на духовное развитие того, кто однажды станет правителем одного из величайших государств Европы». Он написал своему брату Фредерику: «Смогу ли я привыкнуть к ужасной ответственности, которую я беру на себя?» Моральные и интеллектуальные обязательства наставника были поистине велики.

Назначение Жильяра на эту должность явилось признаком большого доверия к нему и признания его ума, а также человеческих достоинств, свидетельствовало о важной перемене в представлении об образовании, которое Царь хотел дать своему сыну. В ту пору, когда Николай Романов сам был великим князем и наследником, его воспитывал Константин Победоносцев, прежде обучавший его отца, Александра III, и покровительствовавший Достоевскому. Победоносцев был принципиальным противником демократизации общественной жизни, парламентаризма и убежденным сторонником аристократического начала: «Ясность сознания доступна лишь немногим умам… а масса, как всегда и повсюду, состояла и состоит из толпы… и ее представления по необходимости будут вульгарные». Демократической идее, считал Победоносцев, должна быть противопоставлена верность традиции, программа предельно осторожных, консервативных реформ, принцип монархии. Являясь бескомпромиссным защитником абсолютизма, он в течение многих лет был советником молодого монарха, и его влияние на Николая оказалось катастрофическим.