Гвард
Шрифт:
Я же, отряхнув руки, наконец, направился к дому напротив скверика.
От десятков своих собратьев на этой улице дом отличался разве что более качественным и высоким забором — за деревянной оградой виднелась только крыша и чердак, всё, что ниже, было скрыто от любопытных глаз. Подойдя к калитке, я негромко, но отчётливо постучал в добротную дверцу. Ждать пришлось добрых пару минут, за которые я успел ещё несколько раз постучать в калитку — уже куда более настойчиво. Меня тут что, вообще не ждали? Наконец, за забором послышались шаги и поскрипывание убираемого засова.
Худая женщина в застиранном платье, некогда тёмно-синем, а сейчас скорее сером, с едва угадывающимися намёками на прежний цвет, посмотрела на меня с немым вопросом в глазах. Я неловко кашлянул:
— Я лекарь, меня… гм… попросили помочь.
Женщина мотнула головой, заставив густые смоляные волосы рассыпаться волной по плечам:
— Нет… нет. Здравствуйте, господин. Я Лория. Вас Энигма прислала? — в последних её словах звучало явное неодобрение. Дождавшись моего кивка, она устало вздохнула. — Я же просила её оставить нас в покое. Что ж, раз вы уже потратили своё время… пойдёмте.
Женщина молча закрыла за мной калитку и повела по двору, плотно засаженному грядками с овощами — ни единой клумбы с цветами или хотя бы просто свободного пятачка земли, лишь тропинка, петляющая между ровных рядов грядок. Даже сейчас, зимой, бедняки выращивали немногие устойчивые к периодическим ночным заморозкам овощи. Судя по мельком брошенному взгляду, в данном случае — редьку. Поскольку Лория продолжала молчать, я тихо хмыкнул:
— Может, расскажете о пациенте? Хотелось бы знать, с чем имею дело.
— А что, Энигма вам ничего не рассказала? — удивилась хозяйка дома.
— Нет. А должна была?
— Ну, обычно она это делает. Часть лекарей отказывается с таким работать. Просто сразу говорят, что ничем не могут помочь. Да и в целом у нас в городе уже не осталось лекарей, которые еще не знакомы с Арламом. Их не так уж и много, знаете ли…
— Эээ…
— Не бойтесь, Арлам не заразен. Просто… — женщина замялась, подбирая слова. — У него необычная болезнь. Это что-то вроде… проклятия, а такое плохо лечится даже заклинаниями. Особенно, когда случай давний и запущенный. Единственный, чьи методы действуют — это старый Лиам, у него есть мощное заклинание общего исцеления. Энигма платит ему регулярно, он приходит, лечит, Арламу становится немного лучше… иногда даже намного лучше. Но спустя какое-то время болезнь вновь возвращается, — собеседница устало потёрла глаза и, поднявшись на крыльцо, открыла дверь в дом. — Иногда мне кажется, что стоило бы просто перестать его мучить.
Последние слова она сказала совсем тихо и отведя глаза. После чего показала вглубь дома:
— Первая комната по левую руку. Простите, с вами я не пойду, куча работы, — она с печальным видом обвела рукой грядки и ткнула пальцем в небольшую пристройку к дому, откуда доносилось еле слышное квохтанье. — Если я вам понадоблюсь, то я буду либо во дворе, либо там.
— Хорошо, — всё еще в некоторой прострации произнёс я.
Комната заставила меня поморщиться: внутри стоял густой, тяжёлый запах болезни. Засохшая кровь, гной, пот… и что-то ещё, неуловимо-неприятное. Окна были закрыты — видимо, чтобы больной не простудился, но, как по мне, лучше уж дышать холодным, но свежим воздухом, чем… вот этим. На кровати, на мокрых простынях разметался практически голый, истощённый донельзя подросток лет двенадцати, не больше. Помимо того, что он практически не имел мышц, сильно смахивая по виду на меня в самые первые ужасные дни, когда я пожертвовал первичные параметры, Арлам был весь покрыт рубцами, язвами, гнойниками — застарелыми и свежими, разных размеров и форм. Он явно испытывал ежесекундные мучения уже от того, что эти язвы соприкасались с постельным бельём. Но, поскольку он был покрыт ими довольно равномерно, то, чтобы не тревожить язвы, ему пришлось бы встать на ноги — а это он, судя по всему, не мог сделать из-за банальной слабости и крайней степени измождения. Сейчас же он то ли был без сознания, то ли всё же умудрился уснуть, несмотря на боль — грудь то и дело вздымалась в довольно рваном ритме.
— Так, — я быстрым шагом подошёл к кровати и, недолго думая, влил в спящего Арлама двойную дозу Восстановления. Без всяких обиняков, тем более что это был мой единственный инструмент. И, впервые с момента его получения, я ощутил некое… сопротивление. Энергия Жизни, несмотря на то, что я вложил двойную дозу маны и не ограничивал область воздействия, нехотя растеклась по левой руке подростка, которой
— Охренеть.
Я заглянул в интерфейс, чисто чтобы убедиться, что всё в порядке и глаза меня не обманывают:
Восстановление:
Ранг заклинания: 21.5
Затраты маны: 29
Откат: 9 минут
Эффект: 26.0 у. е
Стихия: Жизнь
Учитывая, что это заклинание было одним из самых используемых мной, я прекрасно представлял эффект от этих двадцати шести «условных единиц». Этого хватало на то, чтобы зарастить с одного применения достаточно серьёзную рану — особенно если сконцентрировать энергию в этом месте и не давать ей распылиться по всему телу. Хватало, чтобы зарастить лёгкие переломы и трещины — а учитывая, что кости этим заклинанием в целом лечились с трудом, это о многом говорило. Когда же я добавлял ману сверх нормы — я мог за одно применение вылечить даже относительно серьёзные переломы, как вчера, у Энигмы. Да, потери вырастали — от удвоения затрат эффект усиливался от силы раза в полтора… но тем не менее! Сейчас я выдал под сорок единиц условного эффекта — а ощущение, будто их было… ну не знаю, четыре-пять.
Что ж, пока заклинание откатывается, можно немного подумать. Задача начала меня помаленьку захватывать — с такой интересной проблемой я давненько не сталкивался. Для начала я отошел к окну и, повозившись с защелкой, распахнул ставни — в доме даже мутноватого стекла в окнах не имелось, так что преградой между улицей и домом являлись лишь хорошо пригнанные деревяшки. С наслаждением втянув носом ворвавшийся в комнату свежий воздух, я вернулся к своим мыслям.
Итак, нужно провести парочку экспериментов. Во-первых, проверить — будет ли эффективнее концентрировать лечение в локальных местах, чем просто использовать по откату и ждать, пока сработает накопительный эффект. Во-вторых… я задумался на мгновение. Пожалуй, надо хорошенько перегрузить заклинание маной — так я смогу понять, как именно уменьшается лечебный эффект. Просто уменьшается в десяток раз? Или срезается всё, что ниже определённого порога, а мой предыдущий каст лишь немного этот порог превысил? Если второй вариант, то всё гораздо проще — мана у меня уже перевалила за шесть сотен, так что я могу вбухать в каст действительно много энергии.
— Мама… что…
Я вынырнул из своих мыслей и обернулся к подростку, который с тихим стоном очнулся — то ли неудачно пошевелился во сне, потревожив свои язвы, то ли от свежего прохладного воздуха. Вовремя, таймер как раз откатился.
— Не дёргайся, всё в порядке. Я лекарь.
Вновь подойдя к кровати, я дотронулся до другой его руки и сосредоточился, на этот раз вбухав в заклинание почти три сотни единиц маны. Никогда раньше такого не делал, да и смысла в этом немного — без прокачанного навыка Магии Жизни половина уйдёт в потери. В этот раз эффект был гораздо заметнее. Чётко было видно, как лечебная волна начинает идти от кисти вниз и выше, к плечу. Вот затянулась, пусть и не до конца, язва на тыльной стороне ладони, несколько гнойников на плече подсохли и осыпались невесомой пылью, да и остальные язвы на руке стали выглядеть заметно лучше. Волна погасла, дойдя где-то до живота — но это если полагаться на мои ощущения, основанные на сигналах, которые моя родная мана продолжала мне поставлять даже из чужого тела. Видимые же эффекты лечения закончились уже у ключиц.
Впрочем, мальчишке хватило и этого, чтобы начать выглядеть гораздо бодрее. Правда, мне не нравился его истощённый вид — Магия Жизни на то и магия, что творила чудеса, но всё же я по себе замечал, что после исцеления, особенно массивного, тело требовало усиленной кормёжки. Скорее всего, какая-то часть материала при лечении всё же бралась непосредственно из тела, а что брать у этого доходяги? Кожа да кости. Это надо исправлять, и лучше бы заранее.
— Вас Энигма послала, господин? — тихо спросил пацан, с каким-то безразличием разглядывая свою руку, начавшую выглядеть куда лучше. Я слегка поморщился от обращения, но кивнул: