Гвардеец Бонапарта

Хелтон Венита

– Ну и сколько же, шериф?

– Пять тысяч долларов, – Мужчина быстро добавил, – но даже и за такую сумму мне едва удалось уговорить губернатора Клейборна освободить вас.

Набросив на плечи свое пальто, Доминик вышел за ворота. Деньги – это сила, деньги – это свобода. За деньги можно все купить… кроме любви Лауры Шартье.

Ренато Белуши ожидал его в экипаже рядом с тюремными воротами.

– Доминик, мой маленький племянник, у тебя фонарь под глазом. Сейчас я пойду и убью этого сукиного сына шерифа за то, что

он заставил тебя огорчаться.

Доминик швырнул свое помятое вечернее пальто на заднее сидение, и взобрался на место кучера. Он посмотрел на завядшие, поблекшие розы в лошадиных гривах и хвостах и послушал, как капли дождя стучали по поверхности экипажа. Немного помолчав, Доминик произнес:

– К черту шерифа. Отвези меня на плантации Вилье, Ренато и побыстрее.

Загородная резиденция главнокомандующего лузианским ополчением генерал-майора Жака де Вилье располагалась в низеньком прямоугольном строении, чистенько побеленном и окруженном кирпичной оградой.

С трех сторон дом затеняли высокие пекановые деревья, апельсиновая роща, начинаясь перед домом, уходила к полю сахарного тростника, а с другой стороны была ограничена речной протокой. Забросив ноги на перила галереи, сын генерал-майора Габриель, через полуприкрытые глаза, внимательно наблюдал за рощей. Иногда он выходил из своего полусонного состояния только для того, чтобы прихлопнуть какую-нибудь особенно назойливую муху с помощью мухобойки, лежавшей рядом с ним.

– А вот ты где, юный лентяй! – послышался сзади чей-то голос.

Габриель перестал раскачиваться на стуле, встал и улыбнулся увидев, как Доминик и Ренато вошли во двор.

– Доминик! Тебя выпустили из тюрьмы, мой друг! – воскликнул он, выглядывая из открытого окна и затем крикнул кому-то в глубину комнаты, – Целистин, иди сюда, посмотри, как красив капитан Юкс с синяком под глазом.

Доминик подошел к крыльцу в тот момент, когда из дома появился младший брат Габриеля.

– А ты себе такой светильник не хочешь, Целистин? – захохотал Габриель и смахнул муху со своей шляпы. – А если бы еще заработать и пулевую царапину на щеке, то любой мужик просто удавился бы от зависти! Ты только подумай, как тебя за это будут уважать женщины.

– Я с радостью завещаю вам обе свои раны, друзья мои, – отпарировал Доминик.

– Ну, что до меня, то я тебе не завидую, – сказал Габриель, – однако, что привело тебя в такую даль от города после этой кошмарной ночи?

– Один из моих рабов. Его зовут Тим.

Глаза Габриеля округлились.

– Опять этот нигер?

– Да, опять. Только на этот раз ты его продашь.

– Мадемуазель Шартье очень настойчивая особа, не так ли.

– Я как раз и приехал, чтобы убедиться, что на этот раз она получит то, чего хочет.

Габриель почесал затылок.

– Ну право, я в растерянности… после того, что произошло прошлой ночью…

Лицо Доминика стало непроницаемо холодным.

– Меня

не интересует состояние вашей души, друг мой. Вы продадите мне этого негра.

– Послушай, Доминик. Мы с тобой долгое время были друзьями. Давай не будем ссориться из-за грязного Нигера.

В глазах Доминика загорелся злобный драконий огонь.

– Ты мне его продашь.

– Но мой отец не разрешает мне продавать хороших работников. Я не могу это сделать даже ради тебя.

– Тогда я сам заберу его.

Хозяин дома повысил голос.

– Только через мой труп! – выкрикнул он и поднял руку с кнутом.

– Не искушайте, судьбу, мой друг.

Рука Габриеля задрожала, он опустил хлыст и мрачно произнес.

– Ты настоящий пират, Доминик Юкс.

– Угу, с ключами от плантаций твоего отца. Одно мое слово и все выходы из порта будут закрыты, а весь урожай сахарного тростника господина генерал-майора сгниет на складах, потому, что мои корабли не станут прорываться через британскую блокаду. Более того, ему не удастся получать контрабандные товары.

– И как же ассоциация жителей Нового Орлеана? Ведь вы же с отцом партнеры.

– Дружок мой, не забывай, что у меня контрольный пакет акций, я несу главный риск при продаже оружия. Доля твоего отца мала. Откажись продать мне Тима, и на доходах твоего отца вообще можно будет поставить крест. Тогда он, пожалуй, потеряет и свои плантации.

Представив себе, что произойдет с ним, в случае финансового краха, Габриель ни секунды не колебался.

– Черт с тобой, забирай этого Нигера, и пусть создатель отправит твою душу в преисподнюю, где ей и место.

– Если я не смогу вернуть назад эту женщину, то создатель может поступать с моей душой, как ему заблагорассудится. Мне будет наплевать, – с этими словами Доминик достал из кармана кожаный бумажник и передал его молодому майору.

Габриель достал чек и отложив в сторону свой хлыст, взял чек обеими руками, словно испугавшись, что листок бумаги улетит куда-нибудь.

– Девятьсот американских долларов, Габриель, ты купил его за семьсот. Неплохая сделка, а?

Габриель Вилье улыбнулся, чувство юмора волшебным образом вернулось к нему.

– Целистин, сходи, принеси бумаги Нигера из папиной шкатулки.

Длинные пальцы вечерних теней уже касались кирпичных стен лавки Шартье, когда Ренато остановил свой экипаж у входа в дом Лауры. На сиденье, рядом с ним, сидел молодой чернокожий мужчина. Его брюки превратились в лохмотья и были покрыты грязью, а на спине виднелись плохо зажившие рубцы. Доминик спустился на мостовую и взглянув на негра произнес:

– Ну, вот. Ты только что достиг земли обетованной.

– Хозяин?

– Когда ты войдешь в эти двери, – Доминик кивнул в сторону дома, – тебе больше никогда не придется называть другого человека хозяином. Мадемуазель Шартье не любит этого.