Гвардейцы стояли насмерть
Шрифт:
Когда дивизия перешла к прочной обороне и были сооружены блиндажи и землянки, политработники оборудовали Ленинские комнаты, где читали политическую и художественную литературу, агитаторы проводили беседы. Здесь же бойцы могли почитать и отдохнуть, послушать патефон, сыграть в шашки, шахматы, домино. Как правило, на столах всегда имелись карандаши, бумага и конверты, это позволяло бойцам в спокойной обстановке написать письмо на родину.
Многообразна была жизнь в сражавшемся городе. Да, именно жизнь! Жизнь вопреки смерти, жизнь - во имя победы!
* * *
Однажды связной мне
– Вас требует к телефону командующий!
Голос Василия Ивановича Чуйкова звучал строго, казалось, он чем-то был недоволен.
– Ты знаешь, какие дивизии противника перед тобой? - спросил он.
– Знаю, - ответил я, а сам подумал: "Ведь во вчерашнем донесении было указано. Неужели за ночь что-то изменилось?" - И уже неуверенно добавил: Двести девяносто пятая и семьдесят первая.
Я многое рассказал бы о них, о наших "старых знакомых", с которыми слепой случайностью войны мы накрепко связаны вот уже второй год.
Нам известны не только номера их полков, но и фамилии их командиров от дивизии до батальонов и некоторых рот включительно. Нам известен и характер, и стиль "работы" этих соединений врага, их боевой "почерк".
Например, части 295-й дивизии относительно 71-й более "щеголеваты" и рассчитывают на внешний эффект. Ночью они бросают в воздух сотни обязательно разноцветных ракет, в наступлении непрерывно ведут беспорядочный огонь из автоматов, часто устраивают вылазки небольших групп, чтобы внести замешательство или панику в наши ряды, и редко до конца доводят свои действия.
71-я дивизия имела более опасный характер. Ее оборона была более продуманной и организованной.
По ночам, точно через каждые два часа, - обязательная смена дозоров, караулов, боевых охранений, расчетов на огневых точках и позициях. Об этом можно было знать и по стрельбе, которую открывали солдаты, чтобы проверить оружие.
Части этой дивизии начинали бой только после тщательной подготовки, чаще всего по утрам, наступали всегда решительно, смело, обязательно с танками, поддерживаемыми артиллерией. Солдаты шли в бой, как правило, пьяными и себя не жалели.
Не только разведчики, но и все наши бойцы за год хорошо изучили повадки солдат и офицеров этих двух дивизий, и теперь они реже заставали нас врасплох.
Обо всем этом я мог бы рассказать Чуйкову, но сейчас это было не к месту.
– В районе Тракторного завода вечером, - продолжал Василий Иванович, были обнаружены убитые солдаты из двести девяносто пятой дивизии. Достаньте "языка" и уточните, какие части перед вами.
Звонок командующего заставил нас призадуматься. От нашей полосы обороны до Тракторного завода около четырех километров. И если там найдены солдаты 295-й дивизии, это могло означать, что противник незаметно для нас сменил части. А нет ничего более позорного для командира, чем незнание того, что делается у него под носом.
Я вызвал Бакая. Он также был уверен, что перед нами в обороне те же самые немецкие дивизии. Этот храбрый, исполнительный офицер был обескуражен. Неужели он просмотрел смену немецких частей, он, главный разведчик дивизии, умевший, как говорили про него, всегда держать руку на пульсе
– Это какая-то случайность, недоразумение, - пытался оправдаться Бакай.
– Достань "языка"! - приказал я ему.
Трудно достать "языка" в условиях стабильной обороны, когда передний край заминирован и опутан колючкой, когда просматривается и простреливается каждый метр нейтральной полосы.
Но как нужен "язык"! Возможно немцы проводят перегруппировку, концентрируют высвобожденные части в ударный кулак, чтобы пробить им нашу оборону? И может, даже у нас!
Бакай, как и всегда, лично сам готовил поисковую группу разведчиков. Но ни я, ни начальник штаба Бельский не могли предположить, что сам Бакай лично поведет ее. Он никому из начальства не сказал об этом, потому что ему не позволили бы без нужды идти на риск. Этого еще не хватало, чтобы начальник разведотдела дивизии лазил за "языком".
Перед тем, как идти в поиск, Бакай, запершись у себя в каморке, внимательно изучил карту и схемы отдельных участков, опорных пунктов и узлов обороны как на нашем, так и немецком переднем крае. Замыслы Бакая всегда отличались продуманностью, умением предвидеть, предугедать развитие событий. Также до мелочей он продумал и этот замысел.
* * *
...На берегу, метрах в двухстах вверх по течению, находилась продырявленная снарядами подстанция городской осветительной сети. Рядом с ней каким-то чудом уцелела и стояла полуразрушенная кирпичная коробка двухэтажного дома, прикрывавшего дот, сооруженный в нем. Хотя дот и обороняла лишь дюжина гитлеровцев, он был неуязвим ни для артиллерийско-минометного огня, ни для огня из стрелкового оружия: этот дот был надежно замаскирован и защищен кирпичными стенами дома.
Вот этот дот Бакай и избрал объектом своего поиска. Суточный распорядок, по которому вражеские наблюдатели дежурили в этом доте, по донесениям разведчиков, Бакаю был известен до мелочей.
Для поиска был определен ночной час незадолго до смены дежурства, когда двое наблюдателей в доте уже утомились и "клюют" носом, а двое других еще спят.
Бакай тщательно разработал сигналы взаимодействия и сообщил их оборонявшимся на этом участке подразделениям. Кроме того, для непосредственной огневой поддержки поисковой группы недалеко от подстанции были установлены и замаскированы пулеметы: справа - станковый, слева ручной.
Группа захвата во главе с Бакаем по-пластунски подползла к стенкам подстанции и приготовилась к броску. Забравшись на ее крышу, Бакай ко входу в дот швырнул противотанковую гранату. Вслед за ним бойцы также бросили гранаты. В проволочном заграждении и минном поле образовался проход. По нему разведчики и бросились в дот.
Короткая стычка с сонными оглушенными гитлеровцами...
Казалось, все в порядке. Пора уходить. Но вдруг застрочили вражеские пулеметы, захлопали рвущиеся мины ротных минометов. Фашисты, видимо, обнаружили разведчиков и огнем пытались отрезать их от нашего переднего края. Послышались крики и топот бегущих гитлеровцев. Но было уже поздно: семь гитлеровцев лежали убитые, часть убежала, связанного "языка" волоком тащили к Волге.