Гвардии майор
Шрифт:
Все задумчиво молчали.
– К тому же я готов добавить ещё одно преимущество, – продолжал Фёдоров, – при артиллерийском обстреле гораздо меньше шансов, что одной бомбой убьёт много человек. Потери в живой силе уменьшатся.
В палатке воцарилось молчание. Все обдумывали услышанное. Тишину разорвал голос Кошки:
– Ещё бы ружьишко, которое бы выстрелов пять подряд делало, и цены такому строю нема.
Все только рассмеялись.
– Где ж такое ружьишко взять? По-моему это практически невозможно! – сказал я, – Хотя, немцы говорят, придумали револьвер. Он около шести выстрелов подряд делает. Но это, скорей
Услышав мои мысли, все опять рассмеялись, а Кошка расстроился.
– Хорошо, господа, повеселились и хватит. Давайте обсудим перспективы такой тактики. Адмирал Истомин ждет нашего доклада, – успокоил всех Прокофьев.
Идея была хороша. Чертовски хороша. И обладала целым рядом преимуществ, но как-то непривычно было осознавать, что в наступление может идти не хорошо сплоченный строй, а каждый солдат сам по себе. Ведь со времен античности строй оставался ведущей боевой единицей. Хотя, нельзя не признать, что с появлением артиллерии, колонны солдат стали весьма уязвимы.
– А это дело, – вздохнул Кошка, обдумав всё, как следует, – А то гонят, как стадо, на убой. Ведь каждый солдат может сам решать, что ему делать в бою. К тому же, если вы обратили внимание, нечто похожее здесь используется регулярно. Имею в виду у настоящих офицеров. Здесь, по горкам, сильно в строю не походишь.
– А он прав, господа, – протянул Гольдбер, – мы-то видим бой с командного пункта, а Пётр Маркович, каждый день под пули ходит. Ну, а как врач скажу, если это нововведение позволит сохранить хоть одну жизнь, то я – за. Это просто прекрасно.
Получивший поддержку Кошка раскраснелся от удовольствия, и совсем размечтался:
– А ещё бы, пушку такую, на колёсах, чтоб на ходу стрелять могла!
Фантазии Кошки были крайне забавны. Народ вокруг от души веселился.
– А, чего вы! – не смутился Кошка, – А вдруг? Сами говорите, что только люди не придумают!
– Ну, если придумают, возьмём на вооружение, – отозвался Гольдбер, – это я вам, как истинный инквизитор говорю.
Настроение было хорошее. Посмеиваясь над идеями Кошки, мы продолжили обсуждать детали. Но и так было ясно, что перед нами будущее, и что некоторое время спустя так будут воевать во всём мире. Солдат впервые из пушечного мяса превращался в полноценную боевую единицу, обладающую собственной волей и инициативой.
Завершив обсуждение, полковник вместе с капитаном Фёдоровым отправились на доклад к Магистру, а от него к адмиралу Истомину…
… Этот день начинался не лучше и не хуже остальных. Французы и англичане продолжали бомбардировку, в нескольких местах были отбиты атаки, в город прибыла почта. Причём, кроме обычной почтовой кареты к центральному штабу на взмыленной лошади, промчался фельдъегерь. Меня этот факт не очень заинтересовал, а полковник встревожился и торопливо направился за ним. Ещё через какое-то время по городу и позициям замелькали посыльные, и, под погребальный звон уцелевших колоколов, армии объявили скорбную весть. Восемнадцатого февраля, скончался государь Великия, Малыя и Белыя Руси и т.д. и т.п. – Николай I. Престол восприял его старший сын – Александр.
Надо сказать, мои верноподданнические чувства, под влиянием полковника и остальных вампиров, сильно пошатнулись. Но я прекрасно
В связи с осадным положением, панихиды по покойному императору служили прямо на передовой. Время от времени, службы прерывались атаками противника, и чтобы остановить их иной раз и батюшки брались за ружья. После панихид был отслужен молебен за здравие и долголетие нового государя, и все смогли разойтись и отдохнуть…
…Долго отдыхать нам не дали. Сообщение о смерти императора противник получил одновременно с нами. Это послужило поводом для ужесточения осады. Бомбардировки стали ещё чаще и мощнее. Свист пуль сливался в сплошной вой.
– Никак к очередному штурму готовятся, – заметил в одну из встреч Кошка.
Я был полностью с ним согласен. Но, до конца февраля, кроме усиления обстрелов у нас было относительно тихо. А человек, такое странное существо, что привыкает ко всему. Вот так и севастопольцы привыкли к ежедневным взрывам и атакам. Они уже не обращали внимания на летящие ядра, философски воспринимая ежесекундную возможность умереть. Люди обходили воронки, держались подальше от полуразрушенных зданий, чтобы не завалило обломками, и продолжали жить, без оглядки на прошлое и без ожидания будущего. Важнее всего было – сегодня. Каждый прожитый день был чудом. Кусок хлеба и чашка воды – счастьем. Горячая каша и чай – верхом мечтаний.
Глядя с позиций на Севастополь, я чуть не плакал. Полгода ежедневных бомбардировок превратили его в руины. Казалось невозможным жить в таких условиях. Но люди не покидали своих полуразрушенных домов. Если же дом полностью разваливался, семьи перебирались в подвалы, предпочитая холод и сырость предательству своего города.
Благодаря местным жителям, в армии каждый день был хлеб, вода, чистое бельё, собранные на улицах и позициях, ядра и пули. Кроме корпуса сестер милосердия, который организовали Пирогов с Дашей, из Петербурга, прибыла госпожа Крестовоздвиженская, с которой приехали ещё несколько десятков женщин, готовых ухаживать за ранеными.
Сама Даша по-прежнему являла собой пример мужества и бескорыстия. Казалось, эта высокая красивая девушка успевает везде. Её видели и в гуще боя, где она бестрепетно перевязывала раненых. И с ведрами воды в окопах, чтобы усталые солдаты могли, в перерывах между боями, утолить жажду. И в госпитале у Пирогова, ассистирующей ему в сложнейших операциях.
Кстати, в отличие от нас, Даша совершенно не желала переезжать на позиции, и упорно продолжала жить в своём маленьком домике на Корабельной стороне. Гольдбер частенько ворчал по этому поводу, но позволял ей эту небольшую вольность. Сам он, как и большинство офицеров, жил в блиндаже рядом с госпиталем. Мы с учителем тоже не были исключением, ещё в самом начале осады переселившись на одну из батарей.
Я не склонен был осуждать Дашу за желание жить дома, но, поскольку бегать за ней чаще всего приходилось именно мне, несколько не одобрял её решения. Всё-таки, Корабельная была далековато от госпиталя. Однако, возможность увидеться с ней наедине, примиряла меня с расстоянием.
Вот и сегодня, Иосиф Дитрихович заглянул в нашу палатку и довольно любезно попросил учителя отправить меня за Дашей. Полковник не возражал, но попросил подождать, пока мы не пообедаем. Заодно, он пригласил его составить нам кампанию.