Гвардии майор
Шрифт:
Он зашагал дальше. Следом заторопились сопровождавшие его офицеры с бумагами и факелами.
– И как он всё в темноте рассмотреть может? – прошептал один из них.
– Да он здесь каждый камень знает, – отозвался его товарищ.
А Тотлебен явственно подумал, что если бы ему под нос не совали факел, то видел бы он всё гораздо лучше. Уловив его мысли, я ухмыльнулся и продолжил работу.
Выпрямляясь после очередного мешка, я окинул взглядом ночные горы. Вдалеке горели костры противника, сзади, освещённый редкими огнями и затихающими пожарами, затаился осажденный город. А там, впереди на ничейной земле, тихо передвигались невидимые никому, кроме вампиров, лёгкие тени. Это жители Севастополя: дети,
Как ни прискорбно это признавать, но снабжение города практически отсутствовало. Наладить регулярные поставки никак не удавалось. Сколько так будет продолжаться, и как долго мы выдержим в таких условиях никто не знал.
Казалось, мы были обречены, но, несмотря на это, город продолжал сражаться, отбирая у врага даже призрачную надежду на быструю победу. Более того, раненые получали регулярную и квалифицированную помощь. Операции с наркозом, которые ввёл Пирогов, проходили блестяще и позволяли возвращать в строй до девяноста процентов бойцов. Кроме этого, Николай Иванович умудрился снабдить каждого солдата перевязочными средствами. Как он сумел этого добиться – не знаю, но факт был на лицо. Более того, он организовал санитарные транспорты, которые собирали и перевозили раненых, а также развозили по окопам пакеты для перевязок. Люди сперва не понимали зачем это надо, но быстро уяснили, что такой набор гораздо удобней, чем рвать на бинты собственную рубашку. Так же был организован целый корпус сестёр милосердия, которые не покладая рук трудились в госпиталях и на фронте.
Иосиф Дитрихович недавно жаловался полковнику, что Даша почти не спит. Теперь она проявляла в помощи раненным и Пирогову особое усердие, хотя, выходить днём ей было ещё нельзя…
…Вчера в Севастополь прибыла новая партия оружия. Все несказанно обрадовались, но радость была недолгой, ружья оказались никуда негодными. Это было немыслимое старьё, у которого, кроме всего прочего, отсутствовал боёк.
Полковник, увидев такое дело, рассвирепел. С его губ сорвалась жуткая нецензурная брань, и в голову интенданта полетело сломанное пополам ружьё. Интендант насилу увернулся, и прыгнув в окоп, откуда-то снизу закричал:
– Это не я-с! Господин полковник! Мне, что присылают, то-с я и везу! Это поставки-с, господина Шлимана*!
Полковник взбесился ещё больше. Он как тигр прыгнул в окоп, и за шиворот выволок оттуда съёжившегося интенданта.
– Чтобы я фамилию этого поганого археолога-самоучки больше не слышал! А вы, ещё раз примете от него хоть какой-то груз, пойдёте брать французские позиции, в одиночку, и с этими ружьями!
– Да как я могу! Это ведь ставка присылает! – прохрипел полузадушенный интендант.
Полковник нехотя разжал руку, его жертва осела на землю, хватая воздух ртом, как рыба, только что вытащенная из воды.
– Чёрте что! – в сердцах буркнул полковник, уже не обращая внимания на интенданта, – Сволочи! Раздают возами награды, а о том, что людям есть нечего и воевать нечем, никто не думает! Надо срочно в Петербург ехать, если только сам царь-батюшка к этому руку не приложил! Вот уж дал бог государя!
– Как государь? – изумился я.
– А вот так! И он взятки берёт! Все зависит от того, кто даёт и сколько. Мало у России было государей, кто хоть клочок земли русской не продал. Причем, умудряются стратегически важные земли продавать, которые жизненно необходимы. Сначала продают, потом солдаты наши их обратно отбирают. Ладно, надо идти к Магистру, дело-то ведь нешуточное.
Тотлебен внимательно выслушал
– А чего вы, батенька мой, ожидали? Крым, у большинства царей наших, как кость поперёк горла. Только Пётр, да Екатерина понимали важность места сего. Все же остальные в нём только обузу видят. Не волнуйтесь, я сегодня же отправлю письмо на высочайшее имя. Ну, и ещё кое-кому. Мне есть, что им написать. Но на положительный результат не надейтесь. Кто надо за эти чудеса деньги уже получил.
– Главное, чтобы это больше не повторялось, – буркнул полковник.
– Я бы на это не надеялся, никому мы здесь не нужны. Особенно, после того, как отказались принять государя в наши ряды. Он ведь не успокоится никак, всё брату завидует.
– Так брат у него совсем другой человек! – вскинулся полковник, – И совесть имеет!
– Именно, – согласился Тотлебен, – жаль, что молится до сих пор.
– А что ему ещё делать, – вздохнул полковник, присаживаясь, – уж больно фигура заметная. Ему ещё, сколько лет надо прятаться, пока все, кто его знал, не представятся, – и добавил, – может я таки съезжу?
– Не надо, – отозвался Тотлебен, – Гроссмейстер сумеет объяснить нашим «друзьям», как они неправы. Кстати, как у вас дела молодой человек, – повернулся он ко мне.
Я несколько растерялся.
– Ладно, можете не отвечать. Сам вижу. И учитель вас хвалит. Да вы присаживайтесь. Время сейчас, как раз, имеется.
Я зря опасался. Разговор шёл легко и свободно. Тотлебен был весьма тактичен, в щекотливые подробности не вдавался. Но, совершенно непринуждённо, узнал от меня всё, что хотел. В общем, рассказал я ему даже то, о чём не собирался. В тот момент когда я подумал, что болтаю много лишнего и отнимаю зря его время, Эдуард Николаевич заметил:
– Я же сказал, что в данный момент я свободен. И на счёт разговора не бойтесь, даже без него я бы всё узнал. Очень уж вы отчетливо думаете. Да не волнуйтесь вы так, все мы были молодыми.
После этого я осмелел.
– Эдуард Николаевич, скажите, пожалуйста, зачем нужна эта война, если в ставке ею не интересуются?
– Да как вам сказать, молодой человек. Ну, во-первых: единственное море, которое не может контролировать Англия – Чёрное. Об Азове я не говорю, это обычная лужа. Чтобы сюда попасть нужно стравить нас с турками, что очень ослабит обоих. Иначе нельзя. Ведь мы сидим точно в центре. Обратите внимание, Севастополь – это центр Чёрного моря. А турки сидят на проливах. Это сейчас они так сговорчивы. После Чесмы* и Калиакры*. А когда-то англичан к проливам на пушечный выстрел не подпускали. Вот и получается, что, победив турок, Суворов открыл путь европейцам в наше море. А это такие обжоры – им палец покажи, а они уже руку по плечо оттяпали. Теперь им Чёрное море целиком нужно. Уж больно кусочек лакомый. А оно ведь не зря в старину Русским называлось. Ещё до турок, между прочим. Во-вторых: деньги, Пётр Львович, очень большие деньги. Даже не тыщи, а мильёны. Единственная страна в мире была, наша – которая в долг у Ротшильдов не брала и богатств их не пополняла. А теперь вот, берём. И уже этого достаточно для них, чтобы войну продлевать. Теперь каждый наш выстрел, им в копилку рублём ложится. Ну, а в-третьих, появилось совсем недавно. Пароход «Принц» помните?
– Это который в Балаклаве утонул? – уточнил я.
– Именно. На нём, говорят, вся войсковая казна была. Так что, пока они их не достанут или не отвоюют, будут убивать и своих и чужих. Так-то Петя, войны просто так не начинаются и не кончаются. У каждой войны своя цель есть. И выиграна война только тогда, когда её цели достигнуты.
И вот теперь, ответив на мой вопрос, Тотлебен предложил нам испить кофею и перекусить. Ушли от него мы уже под утро. Голова у меня гудела от впечатлений и информации.