Гвардия тревоги
Шрифт:
Подошел к Кириллу Савенко на первой же перемене и, глядя куда-то вниз и вбок, сказал по возможности небрежно:
— Кстати, Кирилл, я тут недавно тебя на крыше видел. Очень удивился, сначала не поверил. У меня, понимаешь, седьмой этаж, окна выходят…
В этом месте Дима наконец взглянул Кириллу в лицо. Одновременно осознал свой страх и разозлился еще больше. Что такого он может увидеть на лице Кирилла? И чего он, Дима, собственно, боится?
Лицо у Кирилла было самое обыкновенное, вспоминающее.
— Это голуби, — спокойно объяснил он. — Есть у нас в квартале один мужик, дядя Федя. У него такое увлечение, старомодное, —
— Понял! — сказал Дима и вздохнул с облегчением. — Голуби на крыше. Очень интересно. А можно мне будет как-нибудь посмотреть? Я никогда не видел и на крышах не бывал…
— Можно, почему нет, — сказал Кирилл. — А я понял, в каком доме ты живешь. В нашем районе семиэтажных немного…
— Ага, — сказал Дима. — Спасибо.
Кирилл улыбнулся своей обычной сдержанной улыбкой. Отчего-то она показалась Диме тщательно дозированной. «Они же все так улыбаются! — вдруг вспомнил он и опять испытал раздражение, угаснувшее было от простого объяснения Кирилла. — Кто такие „они“? Как — „так“? Бред какой-то сам себе выдумываю!»
Одновременно вспомнились слова Михаила Дмитриевича:
— Самый простой выход — пригласить их всех в гости, устроить вечеринку. На ней ты установишь неформальный контакт и по возможности разберешься в своих отношениях и с «нормальными» одноклассниками, и со «странной» девочкой. Площадь у нас, слава богу, позволяет…
Мысль об устройстве вечеринки Диму пугала — он всегда любил быть один, в крайнем случае, с одним-двумя единомышленниками. Да и ведь приглашенных одноклассников надо будет как-нибудь развлекать. Как? Чем? Он не умел и не хотел.
Но Александра Сергеевна, услышавшая слова сына, неожиданно воодушевилась и стала строить довольно замысловатые планы, включающие в себя игру в фанты, буриме и музыкальные импровизации на старинном рояле. Михаил Дмитриевич только посмеивался.
«Понимаешь, бабушка всегда любила приемы, — объяснял он сыну. — И делала это, поверь, с блеском. Но теперь ее знакомые кто уехал, кто умер, кто просто состарился. Ей уже давно не доводилось… Может быть, тебе следует доставить удовольствие пожилой даме?»
У Димы холодели пальцы рук и ног, когда он все это слышал. Блестящий прием для 8 «А» класса с бабушкой и музыкальными импровизациями — такое только в кошмарном сне может привидеться! Единственным, кто разделял бабушкино воодушевление, был, по-видимому, Вольфганг. Во всяком случае, в отличие от Димы, он выслушивал ее вполне спокойно, не меняясь в лице и не шелохнув ни одним листочком. Может быть, Вольфганг тоже любил приемы…
И вот теперь вдруг, стоя перед спокойно молчащим Кириллом и внутренне ужасаясь сам себе, Дима почему-то выпалил:
— Послушай, Кирилл, я вот как раз хотел тебя спросить. А что, если мы все у меня соберемся?.. То есть, я хотел сказать, потусуемся…
— Мы все? Кого ты имеешь в виду? — деловито уточнил Кирилл. От его деловитости Диме стало легче.
— Я имею в виду весь класс. Кто захочет, конечно, — уже гораздо свободнее сказал Дима и постарался объяснить: — Я же у вас новенький. Так что это как будто для знакомства. Такой обычай. В неформальной обстановке.
Кирилл понимающе кивнул и задумался на несколько секунд.
— Все наши — это двадцать человек. Еще Тая и Тимофей. У вас хватит места?
— Да! — твердо
— Понятно, — Кирилл кивнул еще раз. — Места хватит. Хорошо. Скажи: вы богатые?
Вопрос на мгновение ошеломил Диму. Никто и никогда в его жизни так не спрашивал.
— Наверное, нет, — справившись с собой, ответил он. — Мой отец — профессор, доктор математических наук. Бабушка — пенсионерка.
— Понятно, — реакции Кирилла не отличались разнообразием. — Тогда мы придем. Спасибо. Когда, куда и во сколько?
«А если бы мы оказались богатыми? — подумал снова сбитый с толку Дима. — Они бы не пришли? Почему? И как это он говорит за всех?»
— Скажи мне, ты знаешь, как у вас принято. Я должен лично пригласить каждого? Отпечатать и раздать приглашения? Или лучше сделать объявление перед всем классом и написать адрес на доске?
Кирилл позволил себе еще раз едва заметно улыбнуться, и Дима понял, что опять сморозил какую-то глупость. Разозлился и тут же едва не засмеялся вслух. «Я пытаюсь организовать некое веселье для всех, а сам — то злюсь, то раздражаюсь. В чем смысл? — подумал Дима. — Может, это и есть то самое „противоречивое поведение подростков“, о котором отец вычитал в какой-то книжке? Надо будет как-нибудь заглянуть в нее…»
— Я думаю, каждого отдельно приглашать не надо! — твердо сказал Дима.
— Почему? — с интересом, но без возражения спросил Кирилл.
— Потому что вы все… я не могу этого объяснить, но в некотором смысле вы как-то строем ходите… Ты только не обижайся! — поспешно добавил Дима, хотя только что хотел именно обидеть, задеть. Но тут же испугался, что все окончательно испортил. И никто не придет!
— Я не обиделся, — сказал Кирилл. — И скажу остальным. Ты реши, когда, и напиши мне на бумажке адрес. Только Таю и Тимофея тебе придется самому пригласить, отдельно. Ты же понимаешь…
— Понимаю, — сказал Дима. — Они не из вашего муравейника.
Кирилл быстро взглянул на него, но ничего не сказал. Глаза у Кирилла были как две иголочки.
Глава 6
Прием с импровизациями
Тимофей поддернул концы своего неизменного шарфа, почесал заживающую ссадину над бровью, от которой остался только почти прозрачный струп, и взглянул на Диму с искренним недоумением.
«Куда смотрит администрация школы! — праведно подумал Дима. — Почему не сделают ему замечание?» Сам Дима всегда одевался подчеркнуто аккуратно, с трех лет отказывался носить даже домашнюю одежду с пятнами или хотя бы без одной пуговицы. В математической гимназии, в которой он учился в Москве, все ученики были обязаны носить единообразную темно-зеленую форму. Кое-кому из одноклассников это не нравилось, но Дима был очень формой доволен. В одной из книг он прочитал, что в Российской империи 19 века практически все мужчины носили мундиры, по которым было легко определить род их занятий, место службы и ранг, к которому они принадлежали. Такое положение вещей казалось Диме крайне разумным. Одной из причин его симпатии к нынешним одноклассникам было как раз то обстоятельство, что, несмотря на отсутствие в школе общепринятой формы, они одевались единообразно и аккуратно и носили одинаковые значки. На этом фоне Тимофей с его шарфом, пятнами на мятых полуспущенных штанах и алюминиевой сережкой в ухе смотрелся неприятным артефактом.