Гвианские робинзоны

Буссенар Луи Анри

— Мадам, — сказал я, расставаясь, — позвольте и мне быть вполне откровенным с вами. Пока мой отец находился на каторге, мать моя страдала и боролась так же, как вы. Мои братья и я терпели лишения, как и ваши дети, но неизвестные друзья спасли нас. И это сходство судьбы, эти злоключения, испытанные в одном и том же месте при почти одинаковых обстоятельствах, должны иметь и такую же развязку. Позвольте нам сыграть для вашей семьи ту роль, какую для нашей сыграли неведомые благодетели.

И, поскольку она молчала, совершенно озадаченная:

— Мадам, — продолжил я, — во имя моей матери

примите ради ваших детей этот братский дар. Я самый младший в семье, моя колыбель находилась как раз там, где лежит ваш больной ребенок… Позвольте мне поцеловать малютку.

Я запечатлел поцелуй на лбу ребенка, поставил рядом столбик монет на тысячу франков, и мы расстались. Но, надеюсь, не навсегда, не правда ли? Мы продолжим, это доброе дело, я призываю вас к нему и сердцем и умом…

В ожидании счастливой минуты, когда мы привлечем всех в свои объятия, целуем вас от всего сердца.

Шарль.

P.S. Через шесть недель мы будем плыть по Марони».

На конверте значился адрес:

«Месье Робену, землевладельцу, селение „Полуденная Франция“ (Марони), Французская Гвиана».

Дело подвигалось к 12 сентября, и получатель письма, прибывшего к месту назначения около месяца тому назад, со дня на день ожидал двоих путешественников.

Им пора было появиться. 6 августа они взошли на борт одного из великолепных пароходов Всеобщей трансатлантической компании, не уступавшего в скорости киту, смело дававшего двенадцать миль note 357 в час. Через две недели плавания пассажиры, следующие в Гвиану, были высажены на Мартинике, где они пересели на дополнительный корабль, несший межколониальную службу, и через восемь дней прибыли в Кайенну, после кратких заходов в Сент-Люси, Тринидад, Демерару и Суринам.

Note357

Морская миля составляет 1852 метра. Таким образом, 12 миль в час равняются 21 тысяче 224 метрам. (Примеч. авт.)

Переход из Кайенны к Марони выполнялся на очаровательном пароходике «Dieux-Merci», принадлежавшем компании «Сеид», или же на шхунах под названием «Tapouyes», которые с помощью течения и северо-восточного ветра были способны достичь Сен-Лорана за каких-нибудь тридцать шесть часов. Пароходик ежемесячно совершал по графику три рейса, шхуны отправлялись по заказу фрахтовщика.

Не более четырех дней требовалось, чтобы из Сен-Лорана добраться до водопада Петер-Сунгу с координатами 56°15' западной долготы и 5°15' северной широты. Итак, двое мужчин могли прибыть по истечении тридцати дней, если считать, что переход был совершен без особых происшествий и что дела могли их задержать в Кайенне не более чем на сорок восемь часов.

Наступало 12 сентября. Думаю, читатели не забыли политического ссыльного Робена и его бесстрашную семью. Десять лет минуло с того момента, когда каторжник узнал о своей свободе, потеряв при этом старого друга и спасителя, негра Казимира, подкошенного пулей бывшего лагерного охранника Бенуа. Этот второй период жизни экваториального француза, наполненный трудом и обретением новых знаний, был вполне счастлив. Инженер даже не постарел, как и прежде, его отличало атлетическое сложение, гордые и располагающие черты лица, проницательный взгляд, открытая и временами задумчивая улыбка. Ему уже исполнилось пятьдесят пять, но выглядел он на десять лет моложе, хотя волосы обрели снежную белизну. Почти не

изменилась и его героическая жена со своей деликатной бледностью парижанки, нежным лицом счастливой матери и преданной супруги. Конечно, годы сказались на этом хрупком — по внешнему облику — существе, но духовное мужество придало женщине особую силу. Так закалка укрепляет чистую сталь. Ее милые мальчики превратились в зрелых мужчин. Они стали тремя копиями отца, каким был он в их возрасте. Не хватало только Шарля, самого юного. Десять месяцев тому назад он уехал вместе с Никола во Францию по причинам, которые будут вскорости объяснены.

Уже двадцатый раз робинзоны перечитывали письмо молодого человека, доставленное вышедшим на свободу заключенным. Он жил в Сен-Лоране и со всей поспешностью бросился доставить им послание, как только «Maroni-Packet» прибыла из Суринама и почта поступила к голландскому комиссару д'Альбина.

Горя нетерпением, Анри сразу же заявил:

— А что, если мы отправимся им навстречу?

Предложение старшего сына настолько отвечало потаенным желаниям каждого, что не вызвало даже тени сомнения. Жилище оставили на попечение Ангоссо, негра-бони, зоркого и крепкого, как тапир, его жены Ажеды и целого клана негритят, их внуков от союза сыновей Ломи и Башелико с двумя женщинами своего племени.

Четверо европейцев разместились на двух отличных пирогах. Одной управлял Ломи, другой — его брат, они помогали друг другу маневрировать на веслах. Сделали остановку на правом берегу Марони, устроившись под развесистыми деревьями, чтобы переждать удручающую дневную жару.

Анри еще раз перечитал вслух письмо брата, и завершавший его трогательный эпизод заставил родных прослезиться. Ломи нес сторожевую вахту под сенью черного дерева, покрытого золотыми цветами, и цепким взглядом озирал огромную водную гладь, напоминавшую течение расплавленного металла.

Мадам Робен первой нарушила напряженную тишину.

— Шарль и Никола очень задерживаются, — тихо молвила она. — Я сгораю от нетерпения, какая-то тоска сжимает сердце. Ничего не могу поделать с этим болезненным беспокойством, все мои усилия напрасны.

— Ну, мама, — откликнулся Анри, задетый этой печалью, — гони прочь скверные мысли! Ведь какое огромное расстояние от Франции до нас!

— Ты же хорошо знаешь, — подхватил Эдмон, — как многообразны причины, способные затянуть путешествие… Хотя бы даже большая часть плавания была свободна от опасностей… Например, встречный ветер мог замедлить движение шхуны…

— Если допустить, что Шарль использовал черепаший способ плавания, — вмешался Эжен, насмешливый, как подросток, невзирая на свои двадцать шесть лет и очаровательную каштановую бородку. Юноша добавил по-креольски: — Морская мама-черепаха бежит быстрее, чем шхуна…

Шутка сына не развеяла тревоги мадам Робен.

— Если только их не осенила блестящая идея взойти на борт «Dieux-Merci», — продолжил молодой человек. — Не хочу возводить напраслину на уважаемую компанию, которая много делает для удобства пассажиров, но остановки в пути этого почтенного морского дилижанса иногда чересчур уж затягиваются. Например, когда «Dieux-Merci» заходит в Ману в субботу, этот затейник, капитан Метро, норовит провести на суше все воскресенье. А это двадцать четыре часа, порой же все тридцать шесть часов опоздания. Бывает, что корпус судна застрянет между скал или же нос увязнет в илистом грунте. Вспомни-ка последнюю поездку в Кайенну и все приключения на обратном пути… В конце концов наши путешественники могли просто не найти в Сен-Лоране посудины, готовой к отплытию. Ты же видишь, поле для гипотез очень широкое, так что нет причины тревожиться об опоздании, скорее всего легко объяснимом…