Гвиневера. Дитя северной весны

Вулли Персия

Я озиралась по сторонам, потрясенная суровой величественностью этого места. Справа над берегом озера возвышался скалистый выступ, высокий и выпуклый, и Кевин молча указал на следы праздничного костра у его основания. Скалы и лес все еще доносили отголоски торжественной присяги: «Артур! Артур! Король кельтов!»

Я молча кивнула, не в силах разрушить чары, окружавшие нас. Справа, за скалой, в берег вцепился темный лес, а далеко слева, там, где начало озера окружают трехгранные горы, над какой-то усадьбой поднимался дымок вечерних костров. Вероятно, именно там и жили ученики.

Я

вдруг очень обрадовалась, что мне не пришлось провести детство в этом колдовском, пугающем месте, хотя была довольна, что наконец-то побывала здесь.

– Пить хочешь? – спросил мой спутник, глядя на воду у галечного берега.

– Только не оттуда, – с трудом выговорила я, скорчив гримасу и показывая на темную воду.

– Давай посмотрим, нет ли родничка в лесу, – предложил он, направляя Галлдансера к сумрачным деревьям за скалой, где проходило посвящение в короли.

Быстроногая пошла следом, шевеля ушами и кося белками глаз. Где-то впереди громко каркнула ворона, и по моей спине пробежал холодок. Ни к чему птице напоминать мне о том, что мы находимся на территории Морриганы, и я с радостью повернула бы назад, на дорогу, по которой мы приехали, но Кевин уже заезжал в лес, а оставаться одной мне не хотелось.

В лесу мы нашли ключ, возле которого в каменистой нише над журчащей водой стояла чаша для проезжих людей. Мы спешились и, не забыв плеснуть немного воды богине, напились сами и напоили в заводи лошадей.

Пока лошади пили, я с любопытством рассматривала развешенные около источника жертвоприношения – знаки мольбы к богине. Их было мало, и они были простенькими – вероятно, их сделали ученики, потому что вряд ли такое уединенное место посещало много путников.

Было приятно размять ноги, поэтому я передала поводья Кевину и огляделась. Казалось, что за ближайшими деревьями тропа выводила из густого леса на какую-то полянку. Может быть, это была одна из священных рощ, оставшихся от старых времен, о которых рассказывала Кети. Сгорая от любопытства, я пошла вперед.

Должно быть, я ошиблась в расстоянии, потому что идти до тропы пришлось долго. Когда я наконец приблизилась к открытому месту, до меня донеслось монотонное пение, поэтому я осторожно добралась до огромного тиса и выглянула из-за его ветвей.

Деревья стеной окружали поляну, и она была окутана зловещим сумраком, в котором трепетали тени предков. В середине поляны стоял гигантский деревянный столб, толстый, как два человеческих тела, и выгоревший добела, словно незахороненные кости. В нем в разных местах были вырезаны углубления, возможно, для каких-то жертвоприношений, а ближе к вершине на столбе было высечено мертвенно-бледное лицо. От одного взгляда на него у меня похолодела кровь, словно столетиями проводившиеся отвратительные обряды оставили на нем недобрую память.

Темноволосая женщина склонилась над каким-то предметом, лежащим на каменном алтаре у основания идола. Поглощенная своим занятием, она, не догадываясь о моем присутствии, начала раскачиваться из стороны в сторону, напевая вполголоса, как будто укачивала младенца. Потом выпрямилась, закрыла глаза и медленно подняла руки в молитве.

Рукава ее одеяния сползли вниз, и в сумерках на запястьях блеснула пара браслетов. Как говорилось в старинных преданиях, в руках у нее была чаша, отделанная серебром. Я с содроганием заметила, что она сделана из черепа.

Женщина стояла неподвижно, в сгущающихся сумерках напоминая белое привидение. Мне с ужасающей определенностью стало ясно, что это фея Моргана. Вздрагивая от страха, я отступила назад, чтобы своим присутствием не осквернить ритуал.

Пение продолжалось, сначала приятное и мелодичное, потом более пронзительное и, наконец, завершившееся высоким, пронзительным воплем, после которого наступила абсолютная тишина. Я уже жалела, что забралась так далеко, а не поехала с Кевином обратно по реке.

Я не могла понять, чем занималась жрица, и, подождав немного, решила, что лучше всего вернуться обратно к источнику, пока она меня не заметила. Я осторожно вышла из-за дерева, надеясь потихоньку вернуться на тропу.

Когда она бесшумно проходила по тропе, мы почти столкнулись с ней, и фея моментально замерла, как и я. Минуту мы смотрели в глаза друг другу, И неуловимый, странный взгляд напомнил мне взгляд лисенка: удивление, оценка случившегося и негодование. Ее зеленые глаза превратились в щелочки, и взгляд проник в самую мою душу.

– Ты? – шепотом спросила она. – Что ты здесь делаешь?

Не в состоянии сказать ни слова, я быстро сглотнула, а она стала всматриваться в лесную чащу за моей спиной. Скованная страхом, я не в силах была оглянуться и посмотреть, где Кевин. В ее лице была такая первобытная сила, что я не осмеливалась отвести глаза.

– Ты не можешь находиться здесь, девочка, – сказала она жестко, удовлетворенная тем, что я не приехала с многочисленным сопровождением. – За тайнами богини не должны подглядывать те, кто не учился приобщаться к ним. – Полностью овладев собой, верховная жрица оглядела меня с головы до ног и резким презрительным движением руки разрешила идти.

– Еще не время, – прошипела она. – Иди, если сможешь найти дорогу. – И неожиданно нас окутал густой туман, полностью скрыв ее. Я повернулась и пошла, спотыкаясь, по направлению к Кевину, а в моих ушах звучали раскаты ее зловещего смеха.

Лошади беспокойно переступали с ноги на ногу, И Кевин одним махом подсадил меня на спину Быстроногой. Пока он садился на Галлдансера, я держала ее на коротком поводу, хотя больше всего мне хотелось вырваться из темноты, наполнявшей лес.

– Ты видел ее глаза? – спросила я дрожащим голосом, когда он подъехал ко мне и мы повернули на шум реки.

– Чьи глаза?

– Владычицы. Разве ты не видел Владычицу? – полушепотом спросила я. Горло у меня пересохло, как будто туда насыпали песку.

– Нет, я ничего не видел, кроме тебя, прячущейся за деревом.

– Но она стояла там, на тропе, а потом напустила на нас волшебный туман, – сказала я, начиная дрожать, хотя все уже кончилось.

Кевин покачал головой, настороженно оглядываясь.

– Разве ты не слышал ее пения? И ее слов, обращенных ко мне?

Он снова покачал головой.