Гвиневера. Дитя северной весны
Шрифт:
– Значит, твой отец ничего не сделал, чтобы забыть старую веру? – спросил он с полным ртом.
– Конечно, нет, – сказала я, удивившись мысли, что король может настаивать, чтобы все его люди исповедовали одну религию. – Мой отец всегда считал, что каждый свободен выбирать бога или богиню по своему вкусу. Разве у короля Марка не так?
– О нет, наш король христианин, и все, кто может проследить свои родословные от знатных римских семей, тоже христиане. При дворе короля Марка никому в голову не придет исполнять обряды богини.
Меня раздражал его ханжеский тон
– Очень жаль. А я только вчера побывала в святилище богини и считаю ее очень могущественной. Возможно, если бы твой король нашел время разобраться в этом деле, он бы относился к религии по-другому. Мы можем устроить тебе встречу с Владычицей, если хочешь.
Молодой человек явно был потрясен, и на мгновение мне показалось, что он собирается отодвинуться от меня вместе со стулом, чтобы не заразиться.
Отец смотрел на меня с ужасом, а я победно тряхнула волосами. Мне удалось положить конец интересу короля Марка к малолетней невесте, ни словом не солгав и не совершив ничего, что могло показаться оскорбительным. Это развеселило меня, и я с трудом скрыла улыбку.
Позже, когда недостаток сна и постоянная боль в плече омрачили мой триумф, я извинилась и вернулась в бани вздремнуть. Бригит была на внутреннем дворе, следя, как моют грязную посуду, и я задержалась, чтобы поговорить с ней.
– Я не видела Кевина, – начала я. – Он, наверное, тоже устал и еще не вставал?
Бригит посмотрела на меня. Вокруг ее рта вновь залегли глубокие складки, а глаза покраснели от слез.
– В чем дело? Что случилось? – заикаясь спросила я, когда она грубо схватила меня за руку и подтолкнула к лестнице.
В комнате она села на кровать и жестом пригласила меня сесть рядом. Потом взяла обе мои руки и, глядя в сторону, просто сказала:
– Кевин ушел.
– Что значит «ушел»? – Мой голос снизился до шепота.
– То и значит, Гвен. Ушел. Исчез. Скрылся. И Руфон подтвердил. Не скажу, что для меня это было полной неожиданностью, но… все же я надеялась, что этого не случится. – По ее щеке медленно прокатилась слеза, и она смахнула ее.
– Я не понимаю. Зачем… зачем ему нужно было уходить?
– Думаю, по многим причинам. Он… он сказал, что стал испытывать к тебе чувства гораздо большие, чем допустимо. И очень расстроился, когда я рассказала ему о претендентах на твою руку. И чувствовал себя ужасно виноватым из-за того, что ты попала домой почти к рассвету. Он не смог выполнить поручение охранять тебя, и твой отец имел полное право высечь его, если бы захотел. – Бригит помолчала и грустно покачала головой. – Кевин понимал, что это навлечет позор на нашу семью, а эта последняя ночь может осрамить и тебя, если твои женихи христиане. Ты же знаешь, как важна для нас непорочность… а при тех чувствах, которые он испытывает к тебе… – Голос Бригит оборвался, и она слегка сжала мои руки, по-прежнему не глядя на меня.
– Ну, все эти разговоры о непорочности просто чушь! – горячо сказала я. – Я сейчас такая же девственница, как и два дня назад, и любой, кто думает иначе только потому, что мы не вернулись домой засветло,
Я даже забыла, что Бригит сама христианка, такой отвратительной была мысль о том, что чьи-то религиозные убеждения вторгаются в жизнь самых близких мне людей.
– Ну, – сказала я со вздохом, – куда он поехал? И когда вернется назад?
Бригит ничего не ответила, но, повернувшись, прямо посмотрела мне в глаза, и сердце мое замерло.
– Он не вернется, – наконец прошептала она.
– Мы попросим его вернуться, – объявила я, не желая слышать ее слова.
– Как? Он никому не сказал, куда идет. Он не может возвратиться в свою семью, потому что был оставлен заложником, а сейчас нарушил договор. Даже если он и свяжется с родными, они не станут помогать ему, и это он очень хорошо понимает. И он не осмелится поехать ни на одну из тех усадеб, где мы стояли двором, потому что люди узнают его и вернут твоему отцу… и он окажется в том же положении, от которого убежал. Нет, мы не можем связаться с ним, он сам превратил себя в изгнанника.
Раньше это не приходило мне в голову, и теперь я ошеломленно молчала, а Бригит расплакалась.
Слезы катились у нее по щекам, когда она продолжила:
– Руфон предложил поехать поискать его, но, поскольку Кевин ушел пешком, он обязательно будет пробираться по тропам. Значит, поиски бесполезны.
– Разве он не взял Галлдансера? – тупо спросила я, думая о том, как сможет мальчик-калека выжить в лесах без лошади.
– Нет… – Бригит покачала головой, – он даже не взял Эйлба. Ничего, кроме того, что было на нем, и своего кинжала. Думаю, он считал делом чести уйти, не оставшись никому должным.
– Ты знала, что он собирается так поступить? – Я вспомнила, какой измученной Бригит была сегодня утром, и подумала, что она наверняка всю ночь пыталась отговорить своего кузена от подобного безрассудства.
– Нет, точно не знала. – Рыдания стихли, и Бригит позволила мне вытереть следы ее слез. – Когда вы приехали домой, я поняла, что Кевин очень расстроен. А увидев в конюшне незнакомых лошадей и узнав, что они принадлежат людям, приехавшим тебя сватать от имени своего короля… вот тогда-то он и обезумел от горя. Он все время плакал и говорил о тебе и о том, как ему хотелось бы, чтобы все было по-другому. Но когда я уходила, он успокоился и, казалось, смирился со своей судьбой. – Ее голос снова стал хриплым. – Мне следовало бы догадаться о его намерениях, когда он попросил меня вспоминать о нем в молитвах.
Я в изнеможении откинулась на кровать, не в силах выговорить ни слова. Мысль о том, что Кевин убежал и стал одиночкой-изгнанником, что его не будет в моей новой жизни, о которой я только начала мечтать, казалась невероятно жестокой. Я уставилась в потолок сухими воспаленными глазами и гадала, не является ли это еще одним наказанием Владычицы.
Бригит встала и начала расшнуровывать мои ботинки, а когда я села, распустила пояс на моей талии.
– Завтра станет легче, – пробормотала она, помогая мне раздеться, – говорят, с горем надо переночевать.