Гвиневера. Осенняя легенда
Шрифт:
Постепенно звуки из зала превратились в тихое бормотание, и я все больше погружалась в черную ночь. Потерянная, одинокая, отстраненная от ликования двора из-за любви, которую теряла, и бесплодия, с которым ничего не могла поделать, я дрожала от горя и едва поняла, что ко мне обращается Ланс.
– Это ты, Гвен? Я думал, ты ушла к себе в комнату.
При звуке хриплого шепота я затряслась и съежилась, предугадывая принесенную им новость.
Он остановился передо мной – темная фигура среди теней. Мы смотрели друг на друга, понимая, как расстроен был каждый из нас, и все же не в силах
– Что вы здесь делаете, сэр? Разве у вас нет семьи, о которой надо заботиться? Разве у вас нет сына, которого вы обрели вместе со смазливой женой? Разве вы не должны поддерживать очаг и качать колыбель? Что за милая сцена, и как все разумно! Каждую осень – новый ребенок. И вот уже зал в Карбонике звенит от смеха грядущих поколений. Как славно для всех… даже для вашего несчастного тестя, короля Пеллама. Бедняга лежит на одре страданий, Не имея мужества покончить счеты с жизнью и не в силах поправиться. Смахивает на то, что за одну ночь работы они обрели спасителя для всех. Ланселот Озерный дарит на всю жизнь Элейн любовь и защиту и обеспечивает целым выводком детей. Могучий зять сдерживает на побережье врагов увечного тестя. И как знать, может быть, вам еще удастся стать королем Карбоника и возродить Мертвую землю…
Когда я запнулась, заговорил Ланселот, упорно стараясь не замечать яда моих нападок.
– Я сказал Артуру, что не женюсь на этой девушке, что ребенок – результат обмана и я не собираюсь связывать себя браком без любви.
Он потянулся ко мне, будто, заключив меня в объятия, мог избавиться от последствий других поцелуев, стереть во мне мучительную горечь.
– Не прикасайтесь ко мне, – прошипела я и наугад ударила в темноту. Боль пронзила руку, когда она обрушилась ему на щеку. Я молча смотрела на него в ужасе от того, что совершила. Но горе еще не выразило себя, и слова снова сорвались с моих губ: – Убирайтесь! Наберитесь вашей проклятой гордости и выметайтесь отсюда. Я не могу видеть ни вас, ни вашу хитрую госпожу. Уезжайте – сейчас же, сию же минуту!
Даже во тьме я видела, как он дрожит, сжимая кулаки и сверкая полными слез глазами. Внезапно с разрывающим сердце рыданием он повернулся на каблуках и бросился из сада. Проникающий в душу стон замер, я рухнула на скамью, и золотой обруч с тихим позвякиванием скатился с моей головы.
– Миледи? Что с вами, миледи? – надо мной склонилась Нимю и пыталась меня приподнять, а за ней по дорожке сада стучали сапоги Артура и Кэя. Факел бросал мерцающий свет на хмурящиеся лица.
– С вами все в порядке? – рука Кэя потянулась к кинжалу.
Я молча кивнула, не в силах встретиться ни с кем из них взглядом.
– Кто же тогда кричал? – спросил Артур.
– Ланселот, – прошептала я. – Он потерял рассудок…
– Тише, – Нимю стала укачивать меня, как испуганного ребенка, а сама заговорила с королем: – Я дам ей успокаивающее и отведу наверх, милорд. Она слишком переволновалась, чтобы оставаться ночью на открытом воздухе.
– Конечно, без
«Одна лишь я, которая его любит», – мрачно подумала я, а сама покачала головой.
Нимю помогла мне подняться на ноги и, подобрав золотой обруч, осторожно повела через зал, а потом вверх по лестнице. В голову пришла смутная мысль: «А где же Элейн?» Но, чтобы разбираться с ней, не осталось уже сил. Для этого скоро наступит завтра.
Когда я проснулась, было далеко за полдень. Часы забытья без сновидений, казалось, компенсировали неделю бессонных ночей. Но пробуждение воскресило память и принесло жестокое отчаяние. В горе я сама приблизила то, чего больше всего боялась – отъезд Ланселота. И я громко застонала.
Вошла Нимю и пристально посмотрела на меня.
– Он ведь уехал? – прошептала я.
– Кажется, что так, – кивнула она и села подле меня. Его лошадь по-прежнему в конюшне, одежда висит в шкафу, но самого нигде не могут найти! На рассвете часовой обнаружил веревку, свисающую с парапета. Думают, что Ланс спустился по ней со стены.
– А Элейн?
– Трагически голосит над своей разбитой жизнью. Она считает, что ты из ревности, ей назло отослала Ланселота.
– А Артур? Что думает он?
Нимю вздохнула и устало улыбнулась мне:
– Верховный король уже слышал утверждение Ланселота, что тот никогда не женится на этой девушке. Смерти, расставания и старые обычаи временных браков приводили к тому, что принцессы часто сами воспитывали царственных сыновей. Об этом Артур не очень беспокоится. Его больше тревожит, что пропал его первый помощник, и он послал команды прочесать окрестные леса.
Я села в кровати и взяла Нимю за руку; горести совсем ослабили мой голос.
– Ты ведь знаешь, что Элейн права. Хоть и не назло ей, но это я прогнала Ланса.
– Ты, жизнь или его собственная судьба… – Нимю красноречиво пожала плечами. – Мы все проигрываем свои судьбы, Гвен. А его пролегает между ним и богами так же, как между ним и тобой.
Без сомнения, она сказала это, чтобы меня утешить, но ее слова вызвали в памяти видение, которое когда-то уже было у меня – Ланселот в образе священника: суровый и непреклонный, связанный тысячами христианских ограничений, которых я не понимала и которым не верила. Воспоминание заставило меня содрогнуться.
– Я буду молить старых богов помочь его найти, – пообещала Нимю. – А сейчас надо подниматься и одеваться. Внизу весь двор хочет узнать, что же произошло прошлой ночью.
Я изумленно посмотрела на нее, охваченная ужасом, что вскоре мне предстоит встреча с придворными.
– Не теперь, – принялась умолять я, вцепившись в одеяла и пытаясь натянуть его до подбородка. – Никого не могу сегодня видеть.
– Конечно, можешь, – слова Нимю отозвались эхом в глубинах моей жизни. Так могли сказать мама, Винни или моя первая детская любовь, Кевин. Все они пытались посвятить меня в первый закон королевской власти: делать, что положено, чего бы это ни стоило.