Гвоздь программы

Алешина Светлана

— Сережа, к тебе пришли, — сказала она, тревожно оглядываясь через плечо, и шепотом добавила: — Из милиции…

В ее глазах была смесь страха, упрека и недоумения, и все это было невыносимо. Пенсу хотелось закричать.

— Из милиции? — переспросил он, пытаясь понять, что им от него нужно.

Она кивнула.

На пороге, за ее спиной, возникла квадратная фигура милиционера.

— Зинченко Сергей Николаевич? — поинтересовался он, оглядывая Пенса с ног до головы таким взглядом, что Пенсу, несмотря на

жару, стало холодно.

— Да, — пересохшими от волнения губами пробормотал Пенс.

— Что вы делали сегодня перед зданием радиостанции? — спросил мент, продолжая сверлить Пенса своим взглядом.

Черт возьми… Откуда он узнал?

— Ничего… То есть, я оказался там случайно. Хотел посмотреть на Тарантула.

— И так посмотрели, что Тарантул теперь в реанимации? — усмехнулся милиционер.

У Пенса все внутри оборвалось.

— И есть подозрение, что вам его смерть была ох как нужна. По крайней мере, вы в числе подозреваемых.

Пенс почувствовал, как вокруг него мир начинает вертеться в дьявольской пляске и остановить этот безумный танец он никогда уже не сможет.

— Только этого мне и не хватало, — пробормотал он и поморщился. Ситуация была до отвращения смешной. Нет, это же надо — мало было печали, так «Ангелы Ада» еще накачали?

Почему-то Пенсу стало все равно. Хуже того — на него напал приступ хохота. Он стоял, смотрел на ошалевшего милиционера — и смеялся. Так смеялся, что ему самому было страшно.

Глава 5

Вернувшийся Ларчик своим видом напомнил мне охотничью собаку, взявшую след.

— Ну? — встретила я его нетерпеливым вопросом. — Что удалось узнать о нашей жертве?

— Нашей? — удивленно переспросил Ларчик. — Почему — нашей?

— Раз мы взяли на себя Тарантула, то в некотором роде он становится нашим, разве нет?

— Ах, вот ты о чем… А я думал, что ты имеешь отношение к этому зверскому нападению.

— Не имею, увы, — развела я руками. — Хотя, если честно, зверством я его не считаю. Так что он за личность, помимо того, что возбуждает к себе этакую неприязнь не только у меня?

— Ладно, — решился Ларчик. — Кретов Александр Иванович, тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения.

— О боже. Какой-то престарелый и замшелый тип, — вздохнула я. — А я-то никак не могла взять в толк, почему при его виде у меня не возникает ничего, кроме жалости и иронии. Чего мы тогда расследуем? Все равно ему уже столько лет, что хочется плакать от неожиданной встречи с вечностью!

— Саша, — назидательно молвил Ларчик. — Я иногда начинаю подозревать тебя в полнейшей несерьезности.

— Чего подозревать? — обнаглела я. — Я когда-нибудь вела себя серьезно?

— Нет, но я-то считал, что раз ты у нас спец по старофранцузскому…

— Ох…

Я рассмеялась.

— Ларчик, неужели ты и вправду считаешь,

что нормальный человек станет этим заниматься? Это во-первых. А во-вторых, пожалуйста, пристрели меня, если поймешь, что я стала серьезной и скучной, ладно?

Только после того, как я произнесла это, я вдруг с ужасом осознала, что назвала его по сразу утвердившейся в моем сознании кличке. Он интеллигентно промолчал, кашлянув, а я почувствовала, что мои щеки заливает горячая волна. Кажется, я сейчас стану пунцовой, с тревогой подумала я. Интересно, пойдет моим рыжим волосам пунцовый цвет?

— Извини, — пробормотала я.

— За что? — сделал он удивленные глаза.

— За Ларчика.

— Саша, милая. Ты же не назвала меня Ларьком. А Ларчик — довольно мило звучит. Можешь называть меня так и дальше.

— В ответ на этакую любезность позволяю тебе именовать меня Морковкой.

— Как? — переспросил он.

— Морковкой, — повторила я, окончательно окрасившись в багровый цвет.

Он окинул меня долгим взглядом и вдруг начал смеяться. Конечно, уныло подумала я, если учесть, что я вся сейчас такого красного цвета, то «Морковка» подходит мне как нельзя лучше.

— Хорошее название. «ЛМ». Ларек и Морковка. Детективное агентство.

Да уж, согласилась я. Ничего себе детективы…

— Если честно, мне не очень нравится, когда меня зовут Морковкой посторонние люди, — пробурчала я. — Это позволительно лишь для избранного круга близких мне лиц.

— Так я тоже не в восторге, когда меня именуют Ларьком, — хмыкнул он.

— Тогда зачем нам обнародовать наши подпольные клички? — поинтересовалась я.

— А мы и не будем, — пообещал он. — Пусть голову ломают, почему мы «ЛМ». Может, мы очень любим эти сигареты.

— Я люблю «Монте-Карло», — сообщила я. — А я вообще не курю, но это неважно. Так давай вернемся к Тарантулу. Выяснить мне удалось пока не много. Тарантулу сорок два года. У него медицинское образование. До тридцати лет он подвизался в качестве анестезиолога в одной из местных больниц. Потом он уволился и уехал в столицу, якобы учиться во ВГИКе.

— Ого, — присвистнула я. — Какие перепады давления…

— Если ты думаешь, что ему захотелось стать режиссером или актером, то заблуждаешься. Он решил стать кинооператором.

— Ужас какой, — протянула я.

— Во ВГИКе он провел четыре года, потом оказался в рок-лаборатории. Как раз вошли в моду рок-клубы, и он оказался на гребне популярности. Затем он поскандалил с прежним составом группы, в которой пел, и быстренько организовал свою. Кстати, его мать руководила тогда отделом культуры в горкоме… Надо поговорить с ней, она живет в Тарасове. Есть еще его первая жена. Ирина Тропинина.

— С ней уже договорилась встретиться я.

Он посмотрел на меня немного удивленно.