Хаджи
Шрифт:
– У меня разумные уши, - сказал Ибрагим.
– Отлично, да благословит Аллах эту встречу.
– Зияд открыл нижний ящик, достал бутылку вездесущего шотландского виски и предложил Ибрагиму выпить.
– Нет, спасибо, виски выжигает меня изнутри, - автоматически произнес он отказ, но передумал.
– Может быть, совсем немножко, чуть-чуть.
– Все дело в том, что ничто не остановит короля Абдаллу в его движении к Великой Сирии, ничто. Ни резкие слова арабских лидеров, ни беженцы, ни евреи. Это предназна-чение, божественное предназначение. Вопрос в том, что мы оба
– Если королю предстоит выполнить свое предназначение, - сказал Ибрагим, стара-ясь скрыть насмешку, - то полагает ли он сокрушить еврейское государство?
– Он его включит.
– Включит?
– Да, как провинцию Великой Сирии.
– А евреи об этом знают?
– Узнают в свое время. Дайте им десять лет изоляции и осознание того, что их соб-ственное будущее как верной Абдалле провинции надежно.
– Во имя пророка, они никогда на это не согласятся. Евреи и арабы как союзники?
– Не как союзники, а как подданные. А что в этом противоестественного? В древние времена мы в Иордании были гибеонитами, а Гибеон был областью Израиля. У двора са-мого царя Давида были моабиты, хиттиты и дворцовая гвардия из филистимлян. У Соло-мона были кельты и рейнцы!
Внезапно Фарид Зияд повысил голос до пронзительности, а глаза его дико округли-лись. Хаджи Ибрагим глядел на него, не веря своим глазам. Затем все стало ужасно ясно. Он, полковник Фарид Зияд, при британцах бывший бедуином, теперь видел себя генера-лом, командующим еврейской провинцией! В тот момент Ибрагим осознал все безумие арабской политики, произносимой языком одного человека.
– Я должен считать, - продолжал Зияд, - что поскольку вы оставили свою пещеру, вы установили контакт с Гидеоном Ашем. Прежде чем вы станете это отрицать, позвольте заметить, что вы не стали бы говорить так, как говорили сегодня в Вифлееме, не имея че-го-то у себя в кармане, своего рода понимания.
– Я не подтверждаю и не отрицаю.
– Достаточно ясно.
– Продолжайте, пожалуйста, я очарован, - сказал Ибрагим.
– Чего вы, беженцы, хотите? Вернуться в свои дома? Так договоритесь в Цюрихе с евреями. Заберите с собой обратно тысячу, пятьдесят тысяч, двести тысяч. Мы не хотим бремени этих лагерей. Евреи разместят вас, будут кормить и обучать. В этом их слабость. А когда созреет время для Великой Сирии, у нас будет много тысяч наших братьев на местах, чтобы осуществить мирное овладение Израилем. Однако, какую бы сделку вы ни совершили, вы должны сделать это тихо. Мир не должен знать. Уничтожайте ваши лагери помедленнее и тихо исчезайте из них.
Иордании приходится продолжать все это осуждать на публику, - продолжал Зияд.
– Мы будем осуждать вашу делегацию в Цюрихе, ведь надо же поддерживать видимость единства арабов.
– Чего вы хотите взамен?
– спросил Ибрагим.
– Прекратите вашу деятельность против короля Абдаллы, не позволяйте Чарльзу Маану блеять в зарубежной прессе, а самое главное, ваша сделка с евреями должна оста-ваться в тайне. Ну, разве это не разумно?
– Мне надо об этом подумать. Я должен поговорить об этом со своими друзьями. Что
– А мы все еще одурманены ароматом откровенности?
– спросил Зияд.
– Говорите открыто.
– Если вы наделаете шума в Цюрихе, кое-кто из этих ребят долго не протянет, не ус-пеет отрастить усы.
– Я хочу видеть моего сына, - прошептал Ибрагим.
– Конечно, и воспользуйтесь, пожалуйста, этим кабинетом. Его приведут к вам.
Выходя, Фарид Зияд сделал вывод: хаджи Ибрагим скорее всего примирится с утратой мальчишки Джамиля. А вот чтобы спасти другого сына, маленького Ишмаеля, он сдвинет горы. Как только хаджи Ибрагим уедет в Цюрих, Ишмаеля надо будет взять за решетку, также и... для страховки.
Джамиль, кажется, видел нечто вроде доблести в том, что арестован и как вожака его отделили от других.
– Я вскоре поеду в Цюрих, Джамиль, - сказал ему отец.
– Иорданцы будут продол-жать держать тебя как заложника. Имей в виду, что у них нет британских законов, как у нас в Палестине. Закон - это то, что захочет король, и они могут обвинить тебя в чем им будет угодно. Шансов в иорданском военном суде у тебя нет. Призываю тебя успокоить твоих ребят. Ты понял?
Взгляд Джамиля казался потусторонним.
– Не беспокойся обо мне, отец. Занимайся в Цюрихе тем, что тебе надо, независимо от того, что станет со мной.
– Мне кажется, тебе нравится вся эта возня, - сказал Ибрагим.
– Нравится? Не знаю. Думаю, какая разница, жив я или умер.
– Ну, ну, умирать никто не хочет.
– Я и все мои друзья должны рано или поздно умереть в борьбе, которую вы нам на-вязали. Что еще нам остается, кроме как умереть? Мы никуда не можем пойти; ничего не можем делать; нам велено ни о чем не думать, кроме мести и возвращения.
– Я стараюсь сделать жизнь для вас лучше.
Джамиль разразился сумасшедшим смехом, вскинул голову и плюнул.
– Тебе, отец, безразлично, умру я или нет. Тебе даже лучше, если я стану мучеником.
– Заткнись!
– Ну, избей меня снова.
– Джамиль, ты мой сын. Я стараюсь вызволить тебя отсюда.
– Зачем? Не хлопочи. Я тебе не сын. У тебя только один сын. Ишмаель. Разве не так, отец?
Ибрагим ударил его по лицу. Джамиль вскочил на ноги.
– Однажды я ударил тебя, отец, и я все еще чувствую восторг от этого. Тюремщик! Тюремщик! Верни меня в мою камеру!
Через несколько дней после того, как отец вернулся в Акбат-Джабар, он взял меня в Иерихон, в офис профессора доктора Нури Мудгиля.
– За ваши сокровища я получил восемь тысяч долларов, - сказал археолог.
– Вот авиабилеты для вас и шейха Таджи. Мы подумали, что вам лучше бы не ехать снова в Ам-ман, так что вы полетите маленьким самолетом из Восточного Иерусалима на Кипр, а по-том в Цюрих. Мне часто приходилось отправлять древности по воздуху, и я хорошо знаю людей в аэропорту. Билеты на самолет и особое внимание к некоторым чиновникам со-жрали больше двух тысяч восьмисот долларов. Вот ваши путевые документы. Визы при них.