Хаидэ
Шрифт:
— Что? — мужчина сел, глядя, как она вскочила, дергая шнурки на растерзанной рубашке.
— Зовут. Быстро, пойдем.
И через мгновение скрылась в темноте, волоча за собой плащ, выдернутый из-под Техути.
Он догнал ее на тропе, пошел рядом, отталкивая колючие стебли чертополоха. Далекий костер выплыл из-за черных силуэтов палаток, стало видно, вокруг него движутся фигуры. Хаидэ приложила руку ко рту, и по степи пронесся полный тоски птичий клик, прерываясь в нужных местах.
— Что случилось?
— Что-то плохое. Скорее.
У
— Мой брат! — закричала Силин, оглядывая стоящих, и на освещенном пламенем костра лице плескалось безмерное удивление.
— Мой брат! Как нашел? Зачем?
Вскакивая, она рванула Фитию за рукав и та уронила примочку.
— Откуда он? Он умирает? Умирает?
Техути оттолкнул девушку и присел рядом с раненым, оглядывая раны. Протянул руку, принимая от Фитии новую примочку.
— Что тут?
— Многоцвет. И девясил. Еще раневая трава.
— Хорошо. Да уберите ее! Пусть помолчит. Он хочет сказать!
Он махнул рукой Нару, что стоял над головой парня и тот, падая на колени, нагнулся к лицу. Напряженно слушал прерывистый шепот, кивал, задавая вопросы. И снова слушал медленные невнятные слова. Чуть поодаль Хаидэ, прижимая к себе Силин одной рукой, другой крепко держала ее за косу, натягивая.
— Замолчи. Он говорит. Дай услышать.
И отводя дальше, задавала короткие вопросы, каждый раз подтягивая косу, чтоб девушка не забилась в истерике.
— Откуда он пришел?
— Келе… Келеманк. Там дом. Наш.
— Семья?
— Да. Еще брат и две сестры, старшие. Мои… — лицо ее искривилось, и Хаидэ снова дернула волосы.
— Потом поплачешь. Большая деревня? Сколько домов?
— Пять… десят-ков. Полста. Было полста. Вот. Я шла туда.
— Я знаю. Как его имя?
— Пеотрос. Ему четырнадцать. Ему всего…
— Молчи. Пусть лекарь и Фити осмотрят его. Давай, сядь.
Она усадила девушку и обняла за плечи, покачивая. Та вздрагивала каждый раз когда от костра доносился стон и Хаидэ удерживала ее сильными руками.
— Я шла. Я хотела, что они все сгорели. Я! Потому что не хотела за Беха-медведя.
— Ты не виновата.
— Тогда почему он пришел сюда? Откуда знал?
От костра к ним подошел Техути и Силин замолчала, вскакивая.
— Иди к брату, — сказал жрец и, глядя вслед ей, добавил для Хаидэ, — он умирает.
Силин сидела раскачиваясь и бережно трогая слипшиеся волосы мальчика, стонала без перерыва на одной ноте. А потом просила, вскрикивая:
— Пеотрос, нет, не уходи! Я тебе куплю меду, ты любил, помнишь? Пеотрос… я нечаянно. Я не хотела. Я думала… Я же глупа! Потому меня отдали. Но я люблю тебя. Ы-ы-ы-ы…
Стон гудел, пригибая травы отчаянием.
— Что он сказал Нару?
— Это варвары с края степей, рядом с пустыней. Второй набег. В первый
— Как он нашел сестру?
— Может, он просто шел к Зубам Дракона? За помощью?
— Это все?
— Нар скажет больше.
— Да.
Она поспешила навстречу советнику.
Глава 21
На исходе третьего дня, когда красное солнце увеличиваясь и сплющиваясь, садилось на невысокую гряду курганов, Ахатта и Убог увидели впереди россыпь белых домов под красной черепицей, а выше их, на самой вершине пологого радушного холма — треугольную крышу храма Афродиты. Вечерний свет выкрасил розовым колонны и ступенчатые улицы, сбегающие к невидному за степью морю. И закатный ветерок приносил мирные далекие звуки — постук молотков, крики и грохот из порта, блеяние овец и петушиные вечерние вопли.
Пока было возможно, они ехали степью, огибая засеянные поля и крошечные деревушки пахарей и пастухов. Но полей становилось все больше и Ахатта, хмуря брови, махнула рукой в сторону небольшой рощицы.
— Там святилище, а, если пройти деревья, — развалины. За ними перекресток заброшенных дорог — место Гекаты. Никто не ходит туда ночью, в эту пору года. Ты жди меня там, Убог. Рыба спрячь в зарослях и пусть стоит тихо. А я вернусь, и мы успеем уехать до света.
— К чему тебе туда, люба моя, Ахатта? — в голосе бродяги слышалась тоскливая забота, — не надо бы, а?
Подъезжая ближе, она тронула его локоть, притянула большую руку, кладя ее себе на грудь.
— Ты поклялся. Помнишь?
— Я не забыл. Но все же…
— Нет, люб мой. Клятва есть клятва. Только одно могу сказать в ответ и поклянусь тебе — я никому не желаю зла и никто не пострадает. Хватит страданий. Всем.
И добавила мысленно «и мне тоже — хватит».
Убог кивнул лохматой головой. И отъехал, направляя Рыба к рощице.
Ахатта посмотрела ему вслед. Три утра они лежали вместе, и было хорошо, так хорошо, будто она его ребенок. Но сейчас ее ждет главное дело. Или же смерть. И чтоб не передумать…
Она сунула руку в сумку, вытащила подвеску. Прижав ее ко лбу, надела цепочку, расправила, пряча серебряный знак под рубашку.
… надо выбросить из головы все. И его любовь тоже.
Дальше ехала, не скрываясь, надменно глядя перед собой и не обращая внимания на поклоны крестьян и торговцев, что на смирных лошадках или в скрипучих повозках катили по узкому проселку от городских ворот.
У маленького родника спешилась, умыла лицо, причесалась маленьким гребнем, потерла щеки ладонями, чтоб добавить им краски. И, найдя в зарослях кустарника несколько ягодок багряника, разжевала, пальцем растирая по губам яркий сок. Отряхнула и тщательно расправила складки охряного платья, украшенного вышитой каймой — хорошо, что Хаидэ велела им всем приехать к речке в платьях, теперь у нее вид городской женщины, что ездила на прогулку. Красиво подпоясала длинный плащ и опустила на запястья браслеты, чтоб сверкали в последнем свете вечера.