Халид его пленница
Шрифт:
Это больная любовь, неправильная. Такая зависимость становятся примером в психологии, как Стокгольмский синдром или аддикция, которая так просто не лечится.
Любовь должна быть светлой, лёгкой. Чтобы мне хотелось мчаться к человеку, а не от него. С предвкушением ждать следующей встречи, а не бояться новых столкновений.
– Значит, ты меня не желаешь? Не хочешь? – Халид приближается, опускает взгляд на мои губы. – Твой сосунок лучше?
– Если скажу «да» – это поможет?
Халид усмехается, и его улыбка – как острие бритвы спускается
Сминают, отправляют разряды по телу. Вздрагиваю и растворяюсь в том, как его язык проникает в мой рот. Ласкает нёбо, язык. Халид втягивает мою нижнюю губу, кусает. Действует резко и жестко, до боли и белых мушек перед глазами.
Нельзя касаться и отвечать, нельзя реагировать. Но вздох против воли срывается с губ, а пальцы живут своей жизнью, зарываясь в темные волоски на затылке Халида. Тянусь, будто дорвалась до желанного спустя года.
Так оно и было.
Лёгкие сдавило, наполнило песком. Не вздохнуть, не прийти в себя. Задыхаюсь жаром мужчины, как его пальцы давят на меня. Будто ломают рёбра, когда Халид прижимает к себе.
Люди живут своей жизнью, кричат, скандируют имена. Кто-то что-то объявляет, а я не могу сосредоточиться. Передо мной Халид с пылающим взглядом. У меня его пальцы на затылке.
– Что и требовалось доказать, - размазывает пальцем слюну по моей губе, усмехается. – Ты заводишься, Ада, с полуоборота.
– Тебе показалось. Погоди, а бой уже закончился?
Вижу, как бойцы жмут друг другу руки, Арес хлопает Лютого по спине, посмеиваются. На лицах ссадины, стёртая кожа, и главное – не понятно, кто из них пострадал больше.
– Отвлеклась, колючка? Победителя уже объявили. Можешь спросить у других, если не веришь.
– Арес? – слишком просто и банально. Киваю, признавая проигрыш. – Ясно.
– Не Арес.
– Лютый? Ты хочешь сказать, что…
– Не совсем. Шах только что объявил ничью, судьи присудили одинаковое количество баллов.
– Значит, мы оба проиграли?
– Нет. Это значит, что каждый из нас получит своё желание.
* * *
– Спасибо за вечер.
Наверняка, воспитательница из детдома, пытающаяся сделать из меня человека, сейчас бы довольно кивнула. Я сжимаю ручку дверцы, мечтаю скорее выскочить на улицу.
Каждая минута с Халидом сродни испытанию, балансировке на минном поле. Особенно сейчас, когда в машине только мы вдвоём. Вся охрана мужчины остановилась подальше.
То короткое время, что я была с Халидом, он никогда сам не садился за руль. Всегда водитель и охранник спереди, мы – на заднем сидении. Сейчас же всё поменялось.
– Обычно добавляют «за приятный вечер», - Халид усмехается, не спешит разблокировать замки.
– Ты ведь не любишь лжи. Я бы с большим удовольствием…
– Провела время со своим
Теперь, понимая о ком говорит Халид, его ледяные нотки голоса приобретают смысл. Не ревность в её классическом понимании, мужчине плевать на меня. Но его гордость задевает мысль, что я могу быть с кем-то другим.
Злость мужчины меня больше не страшит. Яну-старшему всё ещё грозит опасность, но с этим я могу работать, не так ужасно. Мозги работают четко, смогу придумать выход. Когда думала, что Халид угрожает моему сыну – накрывало удушливой паникой, ничего не могла.
А теперь проще.
– Возможно, - дразню зверя, наслаждаюсь своей смелостью. – Или нет. Я бы завернулась в одеяло, налила себе коньяка и включила какой-то фильм ужасов. Был бы рядом Ян или нет – меня бы мало заботило.
– Домашняя девочка? – Халид произносит с ноткой одобрения, тянется к моим волосам, заправляет пряди за ухо, да так и замирает. Поглаживает кожу лица большим пальцем, жжёт темнотой глаз. – Помнится, из моего дома ты очень рвалась.
– Потому что в своём доме я имею право что-то решать. Халид, это не игра в том, где я была неправа.
– Нет, Ада, это именно она. И пока ты не поймёшь, где провинилась – будешь платить за ошибки.
– Я знаю где, - кусаю губы, пальцами наощупь клацаю замком. – Поверила, что хоть раз ты можешь повести себя нормально и отпустить девушку, которая не хочет с тобой спать.
Рывком открываю дверцу, выскакиваю на улицу. Летний вечер тёплым воздухом ложится на плечи. Несусь по пустому двору, боясь, что сейчас Халид отдаст своим бойцам приказ.
Мне бы помолчать, просо кивнуть и принять всё, что будет говорить мужчина. Виновата, предательница, ошиблась, мне очень-очень жаль. Нужно было с этого начинать, попытаться задобрить его, отвлечь, немного загладить мнимую вину.
Но я не умею быть мягкой, играть. Только не с Халидом. Удивительно, я могла притворяться другими людьми – скромной Адель, глупой Ксюшей, гонщицей Крис – и все мне верили. Когда-то поступила в академию, пошла по пути работника ФСБ, а надо было в театр.
Вот только Халид будто был самым незаинтересованным зрителем, самым искушенным и приевшимся. Он отбрасывал игру, не слушал ложь. Входил в комнату, и я будто забывала, что такое притворяться.
Хлопаю дверью в квартиру, закрываю на все замки. И вдруг понимаю, что за мной никто не гнался, хотя мог. Халид просто отпустил, позволили мне нагрубить и скрыться без платы.
Немного потряхивает от мысли, что мужчина возьмёт плату другим способом. Не сегодня и не с меня. Но по-другому я не могла, слова сами по себе лились.
Я пытаюсь вспомнить – могла ли я так грубить четыре года назад, но не получается. Была лучшей на курсе по психологии, помню, что память удивительный предмет.
И мы склонны считать, что в прошлом было лучше. Всё стирается, покрывается дымкой. И вроде, Халид позволял мне дерзость, и одна единственная-прогулка свидание с ним – было чудесным днём.