Халява. 90-е: весело и страшно
Шрифт:
Бабкину приемную дочку я «нашел» мысленным взором достаточно быстро, да она и лежала в соседней с бабкой комнате. Я просо не дошел до нее. Степень её болезни была в финальной стадии. Да она давно уже должна была умереть, и только Дар старухи-матери удерживал её на этом свете. Вылечить её, как призналась сама старуха, она не смогла, но вот поддерживать её силы… Сколько же она так протянула? Судя по ауре — довольно долго.
— Сколько времени ты её вот так держишь? — спросил я старуху.
— Почитай пятый годок, — ответила бабка. — Пытаюсь… и так… и этак… Но ничего у меня
— Так она давно уже умереть должна была, — еще раз подивившись силе бабкиного Дара, произнес я и прищелкнул пальцами.
— А-а-а! — неожиданно закричала старуха, падая на кровати и закрывая ладонями глаза.
— Ты чего, старая! — Я тоже вздрогнул от неожиданности и присосался к бутылке, чувствуя, что мое сознание начинает затухать. Свежая струя вискаря, разорвавшаяся в темечке с мощностью ядерной бомбы, мгновенно вернула меня в строй. — Так и заикой остаться недолго…
— Свет… Свет Всеблагой от тебя изошел… Едва очи мои грешные не выжег… Недостойная я такое видеть…
— Слышь, бабка, кончай моросить и заканчивай этот балаган! — недовольно буркнул я. — Не выжжет тебе ничего, не придумывай! А вот Верка твоя отныне здорова!
— Свят-свят-свят! — перекрестилась старуха, едва успев осознать проделанную мною «работу». — Все отмолю, благодетель! Все отслужу…
Я не успел её подхватить, она каким-то живчиком соскочила с кровати и все-таки упала передо мной на колени, пытаясь-таки поцеловать мои кроссовки. Вот, блин, неугомонная старуха! Но и её тоже понять можно: неизлечимая болезнь её приемной, но этого не менее любимой дочери, наконец-то побеждена. Не её, правда, стараниями, а «божественным вмешательством». Моим, то есть.
Я опять подхватил бабку под руку и легко, такое ощущение, что весу в ней всего ничего — совсем высохла, и усадил её на краешек кровати.
— Надеюсь, что мы поняли друг друга? — проникновенно произнес я, не мигая и глядя в её блеклые глаза.
Бабка судорожно кивнула, а по её морщинистому лицу заструились слезы.
— Все сделаю… Великий Дух… Все, что в моих силах! — всхлипывая, произнесла она.
— Вот и отлично! — Я по-доброму улыбнулся. — И еще за внучком своим хорошо приглядывай теперь, — добавил я. — Я ведь знаю, что ты многое можешь… Я с ним еще потолкую… по душам! Но помни, что я могу вернуться в любой момент, а тогда уже спрошу по-полной! Без всяких скидок! Прощай, бабка! — Я слегка прикоснулся к камню, на секунду высвобождая стрелку из плена, а потом вновь её остановил. Бабка замерла на кровати соляным истуканом, а слезы, льющиеся из её глаз, словно бы превратились в две ледяные дорожки.
Я вышел из комнаты: где ты, Митрофанушка? Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать!
[1] Ряженка — водка, спиртное, выпивка (воровской жаргон).
[2] В цветухи прошпилился — в карты проиграл (воровской жаргон).
Глава 7
Зябликова я нашел застывшим памятником в кабинете Митрофанушки. Похоже, он вылетел из моего временного «кокона», когда я запускал и вновь останавливал время в комнате у старухи-лекарки. Майор нависал над своим обидчиком
Как знать, не подвернись ему я в трудный момент жизни, в кого бы он превратился в эти напрочь отбитые девяностые? Может быть, стал бы еще большим монстром, чем этот жирный говнюк. Хотя… нет! Не тот Филиппыч человек! Скорее всего, он бы просто спился, потеряв всякий интерес к жизни. К тому же Зябликов и сам уже озвучивал мне такой вариант развитие событий в его жизни. Но теперь этому варианту не суждено сбыться! Да и я прослежу — надо будет оставить Филиппычу инструкцию «по вызову джинна из бутылки» на всякий пожарный. Жаль, только, что джинн этот постоянно «в гавно».
— Ладно, Филиппыч, ты пока постой, пока мы с Митрофанушкой за жизнь перетрем… — Вслух произнес я, падая в мягкое и удобное кожаное кресло, стоявшее рядом со столом. — Але, гараж! — Я хлопнул ладонью по руке Митрофанушки. — Не спи, замерзнешь!
— А? — Гребаный ублюдок дернулся и с недоумением уставился на меня.
Для него я просто соткался из воздуха, объявившись на пустом месте. Конечно, тут любой может заикой остаться, пусть и сто раз на голову отмороженный.
— Ты кто, мля, такой? — выпучив глаза, заорал Митрофанушка, справившись с первоначальным испугом. — И откуда здесь взялся, сопляк?
— Откуда? — Я недобро сверкнул белозубой улыбкой. — От верблюда! Ты хотел меня найти — и вот я здесь! — Я вольготно откинулся на удобную спинку кожаного кресла. Сука, но вот почему всякие ублюдки устраиваются в жизни с таким комфортом?
— Какого хрена? — заревел Митрофанушка, заметив за спиной нависшую над ним скульптуру Зябликова, застывшего в остановленном времени. — Ты кто, пацан? Я тебя не знаю и не искал! И что вообще тут произходит? — От испуга его мясистое лицо налилось кровью и приобрело насыщенный бордовый оттенок.
Да, а с давленьицем у нас проблемы! Как бы кони не двинул от гипертонического криза. Поди потом, объясни Зябликову, что я тут совершенно не при делах! Что это он случайно и самостоятельно кони двинул, перепугавшись до усрачки!
— А вот эту мадам знаешь? — В моей руке материализовались фотографии несчастной супруги майора, которые я небрежным жестом бросил перед партийно-криминальным боссом.
От моих фокусов на бордовой физиономии ублюдка аж проступили белые пятна. Он схватил фотографии и быстро их пролистал.
— Узнал, недоделок? — презрительно процедил я сквозь губу. — Ты зачем у хорошего человека жену похитил? Ай-я-яй! — Я погрозил ему пальцем. — Плохой Митрофанушка! Нельзя в Советском Союзе просто так людей похищать! Нехорошо так делать! Он, кстати, стоит за твоей спиной, — решил я немного просветить перепуганного говнюка. — И скажу тебе по секрету, намерения у него не самые хорошие!
— Что, сука, тут происходит? — неожиданно тонким и дающим «петуха» голоском заверещал Митрофанушка. — Охрана!