Хам и хамелеоны
Шрифт:
– Мог, наверное… – помолчав, согласился Николай. – Но вот уже года три между нами непонятно что происходит. Она на меня дуется, а за что – понять не могу, хоть убей! Мы даже не видимся. И вообще, ты как с неба свалился, елки зеленые! Ты забыл, с кем она водится! Богема, маргиналы, сброд всякий… Вытаскивать за уши нужно всех, всю гоп-компанию… Иначе нет смысла в таком спасении. Да я ведь пробовал… – Николай беспомощно махнул рукой. – Всё собирался выкроить пару дней. Думал, смотаюсь. Начальник охраны и адрес уже вычислил. Но то одно, то другое. То один на
– Охране? Зачем?
– Не знаю. Но чувствую, что лучше бы проверить. А что тут такого? У нас вот кагэбэшник бывший работает. Раз уж зарплату получает, пусть покажет, чему их там учили. Мне спокойнее будет.
– Я и сам могу съездить в Сокольники, – с досадой заметил Иван.
– Да нет там дома никого. И чует мое сердце, что не всё так просто. Так что проверять будем. В Москве какая-то шваль вокруг нее ошивалась. К тебе, вон, тоже приезжал один субчик. Или забыл? Короткая у тебя память…
Ужин накрывали опять в большой комнате. Пока Дарья Ивановна собирала всех за стол, Андрей Васильевич отправился за соседом и вскоре привел его.
За семьдесят, худощавый, с желтоватым пергаментным лицом, в затрапезных рабочих штанах, но в светлой рубашке, Павел Константинович держал в руках бутылку «самтреста», смущенно топтался на пороге и косился на стол, заставленный закусками – студнем, бужениной, отварным говяжьим языком, соленьями, маринованными рыжиками. Вдовец с многолетним стажем, Павел Константинович давно отвык от разносолов.
Дарья Ивановна наконец усадила всех за стол. Андрей Васильевич предложил помянуть покойную мать. Мужчины выпили по рюмке.
Павел Константинович, или Палтиныч, как сам он себя называл, слыл человеком компанейским, отчасти поэтому соседи любили приглашать его на застолья. Но в этот вечер он больше отмалчивался. С аппетитом налегая на закуски, сосед не переставал тянуться вилкой к блюду с малосольными огурцами, подкладывал себе холодца, нахваливал маринованные грибы, слепым взглядом обводил сидящих за столом и время от времени глубоко вздыхал. Николай попытался было разрядить атмосферу и стал рассказывать о Москве, о каких-то нововведениях. Но его никто не слушал.
После пятой рюмки Павел Константинович, вдруг как очнувшись, решил братьев развеселить. Он стал рассказывать о том, как годы назад среди местных пенсионеров распределяли гуманитарную помощь. Старикам раздавали списанный с хранения провиант американской морской пехоты: одним доставались пятилитровые банки с вареной, едва подсоленной картошкой, другим самые обыкновенные жвачки и тоже в банках, а церковному старосте перепала банка… с презервативами.
Последнее слово Павел Константинович не смог произнести внятно. Соль шутки растворилась во всеобщем молчании. Братья переглянулись. Николай с трудом смог скрыть на лице кислую улыбку.
Андрей Васильевич, не раз уже слышавший эту историю, поднял рюмку, чтобы закрыть скользкую тему. Еще раз помянули покойную Катерину Ивановну, помолчали.
– Скажите,
– Сложно – не сложно, а можно, – кивнул сосед.
– Можете взяться?
– Отчего ж не взяться? Какой надо-то?
– Как в монастырях… с небольшой крышицей, знаете, может быть. Ваня нарисует. Скворечник немного напоминает.
– В полтора метра. Часть в землю уйдет, – пояснил Иван, подливая себе водки. – Хорошо бы два метра дубового бруса найти.
– Дубового? Два метра?.. И не мечтай! Тут каждая щепка на счету. А весить сколько будет такая громадина? Да ты представь – бревно! – Палтиныч даже поперхнулся.
– Мы заплатим, сколько нужно будет.
– Чтобы такой брус выпилить, нужен ствол, понимаешь? Где ж его взять? А ставить как махину такую? А укреплять?
Андрей Васильевич решение сыновей вроде бы одобрял, но в разговор не вмешивался. Помалкивала и Дарья Ивановна.
– Я, конечно, могу у батюшки спросить… – предложил сосед. – Два бруса, моих собственных, с прошлого года у него на подворье валяются. Мы крыши чинили, я дерево сушиться оставил. Могу забрать. Брус что надо. Только сосновый, не дубовый.
– Сосна не подойдет, – заупрямился Иван.
– А другого нет.
– Во дворах рядом лесхоз был. Бревна во дворе валялись… Нельзя у них спросить? – поинтересовался Николай.
– В стройконторе? Там дерева нет, – заверил сосед. – Или такое продадут, шаромыги…
– Завтра в части поговорю, – приостановил дискуссию Андрей Васильевич, имея в виду воинскую часть, командиром которой закончил службу. – Если у них нет, так хоть скажут, куда поехать.
Дарья Ивановна во второй раз обносила стол горячим. От запаха лаврового листа и перца у бедолаги Палтиныча шевелились ноздри. Воспользовавшись заминкой, он принялся расплескивать по рюмкам свой «самтрест», от которого до сих пор все тактично отказывались.
В эту минуту и случилось то, чем попахивало уже второй день. Андрей Васильевич, захмелев, стал отчитывать старшего сына за нарушенное обещание, которое тот дал матери полгода назад, – привезти сестру домой.
Николай слушал отца с каменным лицом. Дав ему выговориться, он, с упреком глянув на брата, сказал, что загружен теперь меньше, чем полгода назад, и по возвращении в Москву сможет наконец заняться домашними делами.
Отец, казалось, не обратил ни малейшего внимания на его слова.
– Именем матери вашей прошу… Во имя всего святого… К обоим обращаюсь… Прошу вас, найдите ее! – с каким-то истерическим почти надрывом выкрикнул Андрей Васильевич. – Узнайте, что с ней и где она. Не может так больше продолжаться. Пусть вернется!
Над столом опять повисло молчание.
– Сюда, что ли? В Тулу? – с изумлением уточнил Николай. – Ну, привезем мы ее, допустим, да разве ты ее тут удержишь, папа? Она ведь совершеннолетняя. И давно не одна живет. Может, и замужем уже. Что, мне драться с ее ухажером, чтоб отпустил нашу девочку? Ты бы этого хотел, а, пап?