Хан
Шрифт:
– Готовьте операционную! Мистер, дальше вам нельзя. Сестра займется вашими ранами и осмотрит. Пройдите за ней, пожалуйста. Я загляну к вам, как только освобожусь.
Если бы я только могла кричать. Я бы закричала, что кем бы не был Хан мне, и что бы не говорил, он не должен уйти! Только не сейчас! Неужели он позволит? Неужели уйдет?....
Почувствовав, как его пальцы, осторожно отпускают мою ладонь, я кричала….в себе.
В теле. Сердцем. Всей душой…кричала так, что понимала лишь одно – я захлебываюсь собственной кровью. Кричала,
Ада, где не было Хана…
– Почему ты не сказал, что у девушки пулевое ранение?!
– Когда, черт побери? Рядом с тобой вечно толпа народа, Али!
Я вздрогнула, вся вытянувшись, слыша голос, от которого моя душа пробуждалась.
Зачем таблетки, зачем операционная? Вернуть меня к жизни мог только Хан.
Только не дайте ему исчезнуть. Снова.
– Это тебе не клуб, а больница, Теоман!! И я – врач, а не вышибала!
– Значит, придумай что-нибудь, ты же умный, – прозвучал голос Хана сухо и как всегда холодно.
– И ты думаешь, что мои ассистенты придурки и не смогут отличить пулевое ранение от повреждений, полученных при аварии?!....
– Плевать я хотел на твоих ассистентов, Али! Говори им, что нужно, выгоняй, завязывай глаза, ври – только сделай, что должен!
Послышался тяжелый протяжный выдох того голоса, что я уже слышала раньше, когда тот мужчина пробормотал:
– Ты всегда появляешься, как самая настоящая катастрофа, брат. Что с тобой делать?....
Хан молчал, когда второй мужчина вздохнул еще раз и послышался легкий хлопок, словно кто-то кого-то хлопнул по плечу:
– Ладно. У тебя всего пара минут, Тео. Запомни, что тебя здесь никто не должен видеть. Когда я говорю, что операционная готова, ты исчезаешь. Все понятно?
– Вполне.
– И я серьезно тебе говорю на счет твоей раны! Одной повязки и укола не достаточно! Сквозное пулевое ранение – это тебе не выбитая челюсть на ринге! Чтобы ждал меня в кабинете, пока я не приду, ты понял меня?
– Замолчи уже и готовься к операции!
К черту Рай. И Ад туда же! Пусть не будет этого коридора, полного разъедающего света, главное, чтобы этот голос был всегда со мной!
– ..Хан… – выдохнула я, только звука не было, словно сама душа выскочила из тела с его именем, когда горячие ладони, пахнущие так по родному осторожно и нежно опустились на мое лицо, обхватывая за щеки и поглаживая едва заметно большими пальцами.
Ради него даже ресницы распахнулись, хотя были такими неимоверно тяжелыми, жадно заскользив по темной комнате, едва освященной какими-то синеватыми лампами, в поисках его глаз, которые были прямо надо мной, освещая мой мир и облегчая боль своим взволнованным, дрожащим блеском из-под веера пушистых длинных ресниц.
– Мавиш… –
Я видела лишь его волнующие глаза, едва дыша и забывая о своей пронзающей боли, и если бы только могла, улыбнулась бы, спросив, неужели он был не только бандитом, но и врачом? Как человек мог с одинаковой силой калечить людей и тут же их спасать? Как это у него получалось каждый раз со мной, когда он раз за разом разбивал меня, склеивая потом по мелким кусочкам своими губами, своими руками, просто прикасаясь?...
– У нас очень мало времени. Внимательно послушай, что я тебе скажу. Не пытайся понять. Просто запомни каждое слово…
Но как же это сложно было сделать, когда ресницы дрожали, словно впитывая в себя его образ, и горячие пальцы скользили по моим скулам.
– Аля… – он чуть приподнял мое лицо, заставляя смотреть прямо в эти глаза, в которых переплетались пряная корица, терпкий огонь, черная острая сталь и воронка удушливой боли, которая дрожала едва заметными бликами, чуть показываясь из-за черного льда, – сейчас тебя увезут на операцию. Ты моя сильная девочка, все пройдет хорошо и быстро. Ничего не бойся. Твой хирург мой друг и брат – Али, он будет рядом с тобой. Но запомни одно – после операции, когда ты откроешь свои красивые глаза, твоя прошлая жизнь закончится. Для тебя. И для всех, кто знал тебя…
Я сосредоточенно всматривалась в океаны этих черных глаз, пытаясь найти в них ответы на сотни вопросов, которые кружили мозг, отчего голова в прямом смысле шла кругом, словно меня кто-то катал на этой каталке по кругу, делая противный и тошнотворный аттракцион. У меня не было сил говорить, словно вместе с кровью ушла способность просто пошевелиться, даже если хотелось прижаться холодной щекой к его ладони сильнее, спросив, о чем он пытался сказать.
Почему мне не нравилось то, что он сейчас говорил, словно ставил жирную точку…на мне…
– ..Хан…
– Тише, мавиш…. – его пальцы заскользили по моим щекам, едва касаясь моих губ, – просто послушай и запомни. Когда ты очнешься после операции, Каан все объяснит тебе подробно и ответит на все твои вопросы.
– ..а ты?...
В его глазах сверкнуло то, что меня испугало.
Паника и боль.
Это было то, что я впервые увидела в его всегда холодном и жестоком взгляде сегодня в машине.
То, что он прятал за своей беспросветной холодной ночью. Прятал за веером ресниц, не давая мне пробраться глубже…чтобы запаниковать еще сильнее, чувствуя, как сердце испуганно сжалось, пропустив удар…и еще удар…отчего что-то надо мной запикало противно монотонно, и ускоряясь, а пальцы Хана сжали мои щеки чуть сильнее.
– Я приду, как только будет возможность.
– Тео, я почти готов! Последняя минута! – послышался откуда-то из глубины уже знакомый голос того второго мужчины, который очевидно был врачом, и черные ресницы Хана закрыли глаза лишь на секунду, распахнувшись резко, и возвращая того Хана, которого я знала всегда – сдержанного, холодного, контролирующегося себя каждую секунду.