Ханский ярлык
Шрифт:
— Че будем с им деить-то?
— Утопим,— отвечал Александр.— Дай веревку, связать...
— Где я те возьму в тьме-то.
«А ведь утопят, черти драные»,— подумал Степан и попытался вырваться. Но у пьяниц сила оказалась тоже немерена. Удержали.
Питухи — пьяницы, охотники до хмельного.
— Ты гля, вырывается.
— Трахни его чем по башке.
– Чем?
— А хоша кружкой.
От удара обливной кружкой Степан потерял сознание. Очнулся в воде и тут же поймал ногами дно. Слава Богу, было
Потом все стихло, только бормотала рядом текучая вода. Степана начал трясти озноб. «Надо подыматься, иначе околею здесь».
Где-то далеко за полночь добрался до подворья мокрый, дрожащий. Приворотный дед едва признал его.
— Где ж ты был, сынок?
Он только зубами почакал, ничего не сказав, поплелся в амбар, где располагались его гриди. Там стоял густой храп. Обидно стало Степану: «Сволочи, проспали княжича и меня бы тоже. Даже не хватились, гады».
Ощупью найдя чье-то корзно, он разделся, сняв все мокрое, и, закутавшись в корзно, втиснулся между двумя товарищами, чтобы хоть от них немного согреться. Сон долго не приходил, болела голова, терзали тревожные мысли: «Что ж будет-то? Ведь за княжича нам всем головы оторвут».
Лишь под утро удалось забыться несчастному десятскому.
Проснулся Степан уже днем, разбуженный одним из гридей:
— Степ, исть будешь? — В руках его была чашка с похлебкой и кусок хлеба.
Десятский все вспомнил, сел и, щурясь от света, бившего в открытую дверь, заорал:
— Какой «исть»! Какой «исть»! Надо княжича искать, дурьи головы.
— Так ты не нашел его?
Узнав о приключениях своего начальника, гриди наконец-то встревожились: что делать?
— Надо вече сзывать,— предложил один.
— Вече! — вскочил Степан.— Точно! Вече.
Десятского одели в сухое, у кого что нашлось.
— Идем все на площадь,— командовал он, опоясываясь мечом,— Все с оружием.
Вечевой колокол ударил во внеурочное время — был праздник. Но народ бежал на площадь.
— Кто позволил? — загудел было тысяцкий, но, узнав причину, согласился: — Для этого надо.
И когда площадь заполнилась, тысяцкий поднялся на степень вместе со Степаном Остей. Остальные гриди остались кучкой внизу у степени.
— Господа костромичи,— зычно начал тысяцкий,— в нашем городе случилась большая беда...
Площадь, пред тем беззаботно гомонившая, мгновенно стихла.
— Вчера неизвестными, возможно разбойниками, был похищен со двора Жеребца наш почетный гость княжич Борис Данилович.
— А что ж Жеребец-то? — крикнул кто-то из толпы.
Но тысяцкий даже не оглянулся туда, продолжал
—...Последними его видели перевозчики Зерн и Александр. Я послал за ними, они скоро будут здесь.
Новость для города была ошеломляющей, неслыханной: украли князя. Ну княжича, не все ли равно.
— А что ж его гриди? Они-то где были? — кричали из толпы.
Тысяцкий кивнул Степану: отвечай, мол.
— Мы...— крикнул было десятский, но, почувствовав, как боль пронзила голову, сразу понизил тон: — Мы были на дворе Давыда Давыдовича.
— Не слышно! Громче! — потребовали из задних рядов.
— Не могу,— оглянулся Степан на тысяцкого.— Голова...
И тот крикнул зычно:
— Гриди дневали тогда у Давыда Давыдовича.
— Что ж они, суки-и-и,— возмущенно кричал кто-то,— оставили его... Телохранители хреновы!
Толпа волновалась, допытываясь: когда? где? кто? Степан измученно отвечал едва не шепотом, тысяцкий зычно передавал его ответы толпе.
Наконец привели Зерна с Александром, с похмелья они были встрепаны. Их силой вытолкали на степень.
— Отвечайте народу, где и как вы видели княжича?
Те переглянулись: кому начинать? Начал Зерн:
— Мы перевозили его с гридями на ту сторону.
— С какими гридями?
— Московскими вроде.
— Вон они московские,— ткнул вниз на стоявших в толпе гридей тысяцкий,— Вот их десятский. Отвечайте, кому вы отдали княжича?!
— Отвечай, сволочь! — завыли в толпе.
— Кишки выпустим. Отвечай!
— Мы токо... токо перевозили,— залепетал Зерн, сразу окончательно протрезвев.
— С кем переправил? — орали из толпы.
И тут от злости прорезался у Степана крик:
— Со зброднями переправили! Со зброднями!
И неожиданно для себя он наотмашь ударил Зерна, потом Александра, не столько за княжича, сколь мстя за себя. Они приняли эти удары покорно, без тени сопротивления. Но именно эти оплеухи десятского раздразнили толпу.
— Со зброднями-и-и! — завыла площадь.— Убить сук! Убить!
— Куда-а? — закричал тысяцкий, увидев, как на степень лезет несколько мизинных из толпы. Но они оттолкнули тысяцкого и не мешкая сбросили Зерна и Александра вниз, крича при этом:
— Бей их, робята-а!
И несчастные перевозчики исчезли под ногами толпы, ровно под воду нырнули. Площадь бушевала, раскаленная новостью. А один из толкнувших Зерна и Александра заорал прямо со степени:
— На поток Жеребца с Давыдом!
— На пото-ок! — подхватили на площади сотни глоток такое желанное решение. Кому из мизинных не хочется оживиться за счет вятших? И вот уж народ устремился в ближайшую улицу, освобождая площадь. На степени остались лишь тысяцкий с десятскими да внизу кучка испуганных гридей. Наконец видно стало и трупы затоптанных Зерна и Александра.