Харбин. Книга 1. Путь
Шрифт:
– Об этом они могли сговориться заранее, – сказал Устрялов, и Тельнов согласно кивнул.
– Вы слушайте, господа, слушайте дальше! – вмешался Адельберг.
– …а у ручья меня ожидает «москаль», который не может идти, потому что он подвернул ногу…
– Об этом-то с ней никто не мог сговориться! – Адельберг развёл руками.
– …ещё помню, что в какой-то момент она надымила особенно сильно, дым совсем её закрыл, и в этом дыму на её месте я увидел череп!
Александр Петрович краем глаза глянул на Тельнова и увидел, что тот сидит ни жив ни мёртв, а когда услышал про
– Господи! Свят! Свят!
– …причём, господа, череп этот был не просто череп, мало ли мы их видали? А череп был красный и сияющий, как будто огненный. Он даже не находился на месте, а перемещался по пещере, как бы летал и оставлял за собой такой медленно тающий след, и в это время я слышал её голос. Я не разобрал, что она говорила, но она часто повторяла слово «Москалия» – несколько раз. Если кто не знает, так гуцулы называют Россию – «Москалия»! Потом пещеру как будто бы проветрило; я в один миг, сразу увидел её – как бы проснулся, только сам встать не мог, не было сил. Она помогла мне подняться, вывела вон, и тут было ещё одно удивление: вокруг пещеры кишели животные: белки, птицы, зайцы, лисы, что-то большое и серое, похожее на волков, дикие козы, – они все тянулись к ней, как будто бы она их кормила. Точно как в сказке! – Байков сделал подряд три большие затяжки и сам окутался дымом.
– Дальше, господа, я вам расскажу, – вступил Адельберг. – Я просидел на ручье часа, наверное, два. Николай Аполлонович вернулся в состоянии полного ошеломления. Ты помнишь, как шёл обратно?
Байков отрицательно покачал головой и добавил:
– А перед тем как уходить, она сказала мне, что за своего спутника я могу не волноваться!
– Вначале он не мог ничего рассказать. Только потом живописал: и саму ведьму, и её животных и птиц; рассказал о том, что она знала, что он пришёл к ней не один, а в сопровождении проводника, и что этот гуцул боялся ведьмы, и спрятался за валуном, и что уже убежал, и про меня, оставшегося на тропе. Но больше всего нас с ним поразил увиденный им красный огненный череп. Тогда мы не поняли, что он должен был обозначать, этот череп. Тогда мы только посмеялись над…
В этот момент открылась дверь, вошла Анна, и за её спиной Адельберг увидел Наталью Сергеевну.
– Ну как, вы ещё спорите? – спросила она. – Ничего, ничего, мы не будем вмешиваться в ваши разговоры, вот только Наталья Сергеевна…
Наталья Сергеевна вошла в кабинет, румяная и красивая.
– Ну, господа, – сказал Устрялов и поднялся со стула, – нам пора прощаться!
– Я провожу вас. – Александр Петрович тоже встал и обратился к Байкову. – Николай Аполлонович, ты не торопишься?
Байков успокаивающе поднял руку и отрицательно покачал головой.
Сборы были короткие, Устряловы одевались, и Адельбергу показалось, что Николай Васильевич немало озабочен. Они вышли на улицу и полдороги до Большого проспекта шли молча, потом Устрялов как будто стряхнул с себя какие-то мысли и спросил:
– Александр Петрович, вы сейчас где служите, как и прежде по линии топографии в Управлении КВЖД?
– Да! – ответил Адельберг. – Готовим партию на Малый Хинган, в район Сахаляна.
– Проводить
– Вы слышали об этом?
– Как не слышать! А вы знаете, что у нас в Политехническом организовывают кафедру геодезии?
– Нет! От вас от первого слышу.
– Вы не хотели бы там преподавать, я мог бы составить вам протекцию!
Устрялов говорил спокойно, ровно, но Адельберг видел, что он прилагает к этому усилия и спокойствие даётся ему непросто.
– Буду вам признателен, обещаю подумать, но сейчас много дел с подготовкой… – И подумал: «Неужели на него так подействовал рассказ?»
– А вы ничего не слышали о планах Советов относительно дороги? – спросил Устрялов.
– Что-то! Краем уха, но не очень отчётливо, честное слово, пока не до этого.
– А вы прислушайтесь!
– А что такое?
– Насколько мне известно, начался зондаж Москвой Пекина по поводу совместного управления дорогой!
– Чем это грозит?
– Не знаю, но есть опасения, что в Харбине будет сменено руководство на советское, кстати, у вас какое подданство или гражданство?
– Никакого! Вы имеете в виду, что Бориса Васильевича Остроумова заменят, то есть уволят?
– Это наверняка, но я спросил вас о вашем гражданстве?
– Я подданный Российской империи!
– Вот это и может стать проблемой, поэтому не манкируйте моим предложением! Обещаете?
– Обещаю! А вы обещайте не манкировать моим предложением снять дачу в Маоэршани!
Услышав про Маоэршань, о чём Адельберг и Устрялов перемолвились ещё за праздничным столом, Наталья Сергеевна выглянула из-за плеча мужа:
– Там хорошо, Александр Петрович?
– Вам, Наталья Сергеевна, тамошний воздух с сопок был бы для ваших будущих событий особенно полезен, да и компания дачников там образуется приличная! Знаете, что там собирается обосноваться Александр Яковлевич Слободчиков?
– Кто это, Коля?
– Адвокат наш, харбинский, а кстати, ловкое дело он обустроил…
– С канадцами?
– Что за дело? – поинтересовалась Наталья Сергеевна.
– Канадцы собираются у себя в северных областях строить железную дорогу, и им требуется свободная рабочая сила, так вот, они решили набрать её из русских эмигрантов…
– Так, что ж в этом деле особенного?
– Условия, Наташенька, условия! Слободчиков договорился с канадцами и смог их убедить в том, чтобы каждой переселенческой семье выдали аванс по тридцати тысяч долларов, канадских, разумеется, на двадцать…
– Двадцать пять! – поправил Адельберг.
– …на двадцать пять лет без всякого обеспечения, а это, заметь, две тысячи семей, в основном наших, российских беженцев, молодец, Слободчиков…
– Александр Петрович, а вы близко знаете Слободчиковых?
– Анни иногда посещает теософское общество его супруги – Анны Александровны…
– Ну вот мы и пришли, – сказал Николай Васильевич, когда все трое ступили на тротуар Большого проспекта.
– Возвращайтесь домой, Александр Петрович, – улыбнулась Адельбергу Наталья Сергеевна. – У вас такое чудо ваша жена, не томите её; дальше мы сами доберёмся, правда, Коля?