Харбинский экспресс-2. Интервенция
Шрифт:
Та спросила:
– Да, может, кормщик-то не знал, что вас отпускают? За его спиной сделали?
– Напрасно сомневаетесь, Анна Николаевна, – ответил Сопов. – Прекраснейшим образом знал. Я ведь с ним после еще разговор имел.
– Какой? – спросил Павел Романович, охваченный внезапным предчувствием.
– Представьте, о вашей особе.
– А что такое?
– Очен-но интересовался, что это вы за доктор такой. Спрашивал: кто, откуда, да каков из себя. И откуда знаете столь действенные методы. А потом… –
Дохтуров нахмурился.
– Понимаю, на что намекаете, – сказал он. – Речь о Березовке. Да, это село хлыстовское. Но – где Березовка, и где – мы? Нет, чепуха это.
– Не скажите, – протянул Сопов. – Кормщик вас лично не знал, это верно. Но был у него сродственник. Очень дальний. А родная кровь, сами понимаете… Может, они приватно общались. В общем, историйку про мальчика, чудеснейшим образом исцеленного ссыльным доктором из Петербурга, кормщик знает в деталях. И сказал напоследок, что весьма бы желал познакомиться. С вами, Павел Романович.
– Так вот почему он вас отпустил! – воскликнула Дроздова.
– Вы догадливы, мадемуазель, – Клавдий Симеонович насмешливо поклонился. – Именно потому. Я даже слово дал, что непременно устрою свиданьице.
– Каким же образом? – недружелюбно спросила Анна Николаевна.
– Да откуда я знаю! Я ведь так пообещал, шутейно. Чего не скажешь, шкуру спасаючи…
– Вот именно – шкуру! – гневно воскликнула госпожа Дроздова.
– Ну знаете… Всему есть границы…
– Оставьте! – перебил Павел Романович. – Все это не имеет значения.
– То есть как? – спросила Дроздова. – Ведь он, – мадемуазель кивнула на Сопова, – собирается передать вас в руки чудовищ!
– Пускай. Это вполне совпадает с моими желаниями, – непонятно ответил Дохтуров.
Сопов и госпожа Дроздова посмотрели на Павла Романовича с недоумением.
– Вы шутите? – спросила Дроздова.
– И не думаю. Понимаете, я ошибался. Думал, будто все наши злоключения связаны с прошлым кого-то из вас. А это не так. Все дело во мне. Уф! Прямо гора с плеч!
Тут госпожа Дроздова взглянула на него как-то особенно.
– Это вы насчет Гекаты?
– Откуда вы знаете? – пришел черед удивляться Дохтурову.
– Пока вы отсутствовали, ротмистр ненадолго пришел в сознание. И он мне кое-что рассказал. Про ваши теории. Что будто бы нас всех преследует некая сила, каковую вы определили Гекатой. Она якобы гонится следом и собирается всех истребить. А вы теперь решили оборотиться к ней лицом и дать бой. Кажется, я в этом вам даже и помогла, угадав насчет пилота над лесом. Ну, когда мы были
– Во-первых, – сказал Павел Романович, – преследуют нас, и только. То есть ротмистра, господина Сопова, генерала Ртищева и меня. Вы, мадемуазель, на счастье, здесь ни при чем. А во-вторых, ничего глупого в гипотезе касательно аэроплана нет. Она вполне укладывалась в рамки событий…
– Однако она неверна, – сказала Дроздова. – Вы же сами только что утверждали: полоумный старик преследовал только вас. Но зачем? Что ему надо?
– Да, вот это вопросец, – встрял Сопов. – К чему тому замшелому пню ваша особа, доктор? Брать уроки намеревался?
– Имеющий уши да услышит. – Дохтуров потер ладони, словно ему внезапно стало холодно. – Ведь вы рассказали сами – и про китайскую деревню, и про горшок с уникальным средством.
– Верите в сказки? – Сопов скривился, махнул рукой. – Не ожидал от просвещенного человека!
– Это не сказки. Да сядьте же наконец!
То ли от интонаций в голосе Павла Романовича, то ли еще по какой причине, только Клавдий Симеонович притих, уселся прямо на пол, поджав по-турецки ноги, и приготовился слушать.
Анна Николаевна садиться не стала, однако всем своим видом демонстрировала нетерпеливое ожидание.
– Дело в том, – сказал Павел Романович, – что замечательное лекарство действительно существует.
– Лекарство от всех болезней? – быстро спросила Дроздова. – Панацея? Неужели вы о ней говорите?
– Да. Много лет назад, в столице, я присутствовал на одном приватном сеансе. И убедился, что панацея – не миф. Потому что увидел воочию результат.
– Что именно? – Анна Николаевна подалась вперед.
– Чахоточную больную в последней стадии. Она умирала, практически у меня на глазах. Это была агония. Но… проведенная терапия повернула процесс обратно.
– Ну и что? – сказал Сопов. – Была агония, да вся вышла. В жизни чего не бывает!
Павел Романович вздохнул:
– Агония – этап умирания. Его не повернешь вспять.
– Почему?
– Происходит глубокое нарушение всех жизненных функций, прежде всего мозговых. Необратимое нарушение. Короче говоря, агония, не завершившаяся смертью, – медицинский нонсенс.
– Так вас, верно, хитрым трюком попотчевали, – произнес титулярный советник.
– Это был не фокус. К тому же я присутствовал не один.
– Читал я про то в вашей тетрадке! Только все – вздор. Надуть вашего ученого брата – не штука. Как там у поэта? «Ах, обмануть меня не сложно, я сам обманываться рад!..»
– Насчет вранья и неправды мы еще побеседуем. А пока примите на веру – или можете вовсе не слушать.
– Продолжайте! – попросила Анна Николаевна. – Ну его! Не обращайте внимания.