Хардкор
Шрифт:
Захотелось опустить меч. Всё равно не спастись. Всё в этом мире бессмысленно, не лучше ли закончить жизнь здесь и сейчас? Но у входа — три могилы. Мои пальцы содраны о камни, когда я их копал.
Я скорее почувствовал, чем услышал взмах когтистой лапы. Главное, не открывать глаза! Я отскочил в сторону, стукнулся спиной о сталагмит и рубанул мечом. Клинок нашел свою цель, пробил чешую, вонзаясь в плоть. Василиск заревел. Раненый, он бросился в атаку с намерением смять ненавистную добычу, что не хочет позволить себя спокойно сожрать. Шаг влево и
Василиск еще дышал, когда я вонзил острие меча в его грудь. Наверное, чешую и глаза можно было продать, а из когтей сделать ожерелье — символ доблести любого воина, но меня это не интересовало. То, что я хотел найти, находилось глубже в пещере.
Когда я подошел к сундуку, несколько теней бросились в разные стороны и скрылись в темных углах пещеры. Интересно, оставил ли Безумный Кроу ловушку? Вопрос удачи. Я открыл незапертый сундук и достал единственное, что скрывали его глубины — склянку, наполненную мутной жидкостью.
Жаль, что со времени смерти трех девушек прошло слишком много времени, и их уже не вернуть.
***
— Это фиал возрождения?! — удивилась Илва.
Я не ответил, наблюдая, как мутная жидкость, больше похожая на продукт жизнедеятельности, чем на волшебство, дарящее вторую жизнь, клокотала во рту Олега. Мой друг поперхнулся, закашлялся, выплевывая жидкость вместе с кровью. На ветвь упал вышедший из его спины арбалетный болт, покатился и полетел к земле.
— Сам ты Бефстроган, — сказал Олег, через силу улыбаясь.
Кровь медленно возвращалась к его побелевшему лицу.
Когда у меня появился фиал возрождения? Сейчас, едва я вспомнил подробности придуманной жизни, или случайный могущественный артефакт достается каждому при входе в игру? Воспоминания накладывались друг на друга, не позволяя охватить четкую картину происходящего.
Илва расстегнула куртку Олега. На груди моего друга по-прежнему расплывалась бесформенной кляксой серая затвердевшая кожа. Один из ее отростков поднимался на шею. Фиал возрождения дарит новую жизнь, но не может отменить превращение в тролля. Таковы законы этого мира.
— Спасибо, — поморщился Олег, приподнимаясь. — Что будем делать дальше?
Он достал из кармана трубку, подумал и спрятал обратно. Затем сорвал веточку с листом и сунул в рот.
Пространство вокруг нас затягивала паутина, ловчие сети висели на ветках серыми грязными лоскутами. Невдалеке виднелись остатки брошенного паучьего корабля — летающего гнезда, который осенний ветер гонит по воздуху, перенося пауков в новые места обитания. Запасы паутины хранятся в коконах, из которых уже выбрались детеныши. Раскрой один из них — и сотни метров паутины развернутся парусами, подхватят корабль и понесут вдаль.
Враги ждали внизу, враги стояли на балконе башни волшебника, готовые выстрелить, едва нас заметят.
— Пленники, что пойманы судьбой, как им спастись, куда идти?
У основания ветви сидел Вот. Ветер развевал его черный плащ, теребил перья ворона на его плече.
— Откуда ты взялся? — прокричал я.
— Ведь пленники не птицы, летать не могут. — Вот, словно не замечая моего вопроса, пригладил перья птицы. — Но коль рискнут они последовать дорогой восьмилапых, то смогут изменить несправедливый приговор судьбы.
— Кар-р! — заорал Хугин.
— Не кричи на ухо! — стукнул его по клюву Вот.
— Возможно, он прав, — сказал Олег и выплюнул ветку. Кружась, она полетела к земле. — За дело? — Он первым пошел к гнезду пауков.
На его куртке между лопаток расплылось кровавое пятно.
— Я не полечу, — сказала Илва.
Старое гнездо цеплялось за ветки, ошметки парусов трепетали на ветру. Раздвинув клочья паутины, Олег вошел внутрь воздушного корабля.
— Есть целые коконы, — сообщил он оттуда.
— Пойдем, — потянул я Илву за собой.
— Вы сумасшедшие, — сказала она. — Волки летать не умеют.
— У тебя есть другой план?
Стрелки заметили движение, и в ветвь воткнулись несколько болтов.
— Нет. — Илва нырнула под серые пряди паутины.
Вот снял шляпу и поклонился. Я помахал ему рукой. Внутри гнездо почти не защищало от ветра. Десятки слоев паутины стягивали множество тонких и хрупких на вид веток, прочно крепили к полу коконы.
— Держитесь? — спросил я.
Казалось, что ветки сломаются под нашим весом. Паутина прогибалась, но не рвалась. Коконы лежали так, что освободившиеся паруса вырвутся через вход наружу.
— Держимся, — сказал Олег.
— Давай быстрее! — взвизгнула Илва.
Схватившись за стенку гнезда левой рукой, правой открыл крышку кокона и едва успел увернуться от выстрелившего комка паутины. Вылетев, он развернулся длинным парусом. Воздушный корабль рванулся на свободу, сдерживающие его ветки затрещали.
— Еще! Давай еще, на одном не улетим! — закричал Олег.
Завизжала Илва. Возле меня тугим жгутом сплетенных из паутины веревок гудело растянутое основание паруса. За гнездом оно становилось все шире и шире, превращаясь в огромное крыло-парашют. Я дотянулся до второго кокона и сбросил с него крышку. На этот раз я был подготовлен к тому, насколько стремительно вылетит паутинный сгусток, и успел уклониться. Зазевайся — и тебя собьет с ног, выбросит за пределы воздушного корабля.
Возникло сообщение: «Ваша ловкость достигла девяти единиц».
Гнездо дернулось и соскочило с ветви. Я не удержался, упал на противоположную движению стену. Сначала гнездо рухнуло вниз, но потом, подхваченное воздушными потоками, выровнялось и начало набирать высоту. Мы перелетели через городскую стену, зацепив днищем ее край.