Харизма [СИ]
Шрифт:
Стоящий за моей спиной человек не был работником сада: он был обут в туфли, тогда как работник сада - в мокасины. Мокасины не стучат по плитке.
Обычно людям не нравится дышать испарениями и пытаться прочитать на деле нечитаемые таблички, которыми, как подушечка для булавок, утыкан грунт. Единственное, на что в зимнем саду действительно стоит взглянуть, так это деревце Ревы-Коровы. Но и оно не настолько интересное, чтобы заставить людей променять уходящее тепло октября на влажный липкий воздух и скользкий бурый кафель под ногами. Это я могу понять.
– Это неправильно, - прозвучал мужской голос.
Прозвучал гораздо ближе, чем мне хотелось бы. Мужчина мог и не обращаться ко мне, например, говорил по мобильнику, но некоторые порывы сильнее нас. Я обернулась.
Мужчине было за сорок. Примерно моего роста, где-то метр семьдесят пять - метр семьдесят семь, плотного телосложения, с тяжелым, уже начинающим обвисать лицом, и большими губами, будто две резиновые шины. Жидкие русые волосы зализаны назад. Я решила, что его нос когда-то был сломан, и не один раз. В мужчине скользила былая мощь. Разворот плеч, грудная клетка, толстая шея, - подпорченная годами фигура не могла скрыть тот факт, что в прошлом он занимался спортом. Штангист? Боксер?
Толстогубый был в безупречно скроенном, подогнанном под его фигуру грифельном костюме и лососевом галстуке. Не кожа, а кожура печеного яблока - результат чрезмерного увлечения солнечными поцелуями. Он походил на киноактера, стоически перенесшего закат своей актерской карьеры. Или на иллюстрацию из кулинарной книги.
– Это всегда было неправильным.
– Прошу прощения, вы ко мне обращаетесь?
Я уставилась в квадратное лицо. На щеках - сетка сосудов, точь-в-точь новогодняя иллюминация, оплетающая фасад здания... весьма внушительного здания. Проблемы с давлением? Мешки под карими глазами впечатляли, но сами глаза были живыми и яркими. Либо он чрез меру увлекается спиртным, либо трудоголик. Что-то подсказывало мне, что второе.
Мужчина улыбнулся и перевел взгляд мне за спину - на деревце Ревы-Коровы.
– Разве вы так не считаете?
– Что вы имеете в виду?
– спросила я. Вопрос прозвучал резче, чем я слышала его у себя в голове. Закономерность.
– Я о плоде. С каждым днем он наливается соком, но никому не позволено его сорвать. Что они сделают с плодом, когда он, созревший, упадет на землю? Я предлагал купить плод, но они сказали, что он не продается.
– Мужчина хохотнул. Несмотря на улыбку доброго дядюшки, хохоток выдался скверный по всем статьям.
Змей в Эдемском саду, держу пари, толкал подобные речи Еве, и Ева купилась.
Не знаю, чего от меня хотят, но я не Ева.
Не знаю, кто этот тип, но он мне не нравится.
Я сказала:
– Значит, не продается.
– Все в этом мире имеет цену.
Я встала на цыпочки, высматривая Соню. Ага, вон где она: опершись ладонями о парапет, подсунула остренькую мордашку впритык к колючкам и рассматривает цветущие кактусы.
– Вам виднее.
– А вам разве нет?
Я почувствовала, как напрягается шея,
Я пожала плечами:
– Дерево как дерево. Плод как плод. Лично я не стала бы есть то, что в буквальном смысле произвел Рева-Корова.
– Удивительно. Я представлял вас именно такой.
Я сощурила глаза:
– Разве мы с вами знакомы?
– Нет, но предлагаю это исправить.
– Он протянул руку.
– Ренат Зарипов.
– Не сочтите за грубость, господин Зарипов, но прежде чем пожимать вам руку, я все же хочу узнать, откуда вы знаете меня.
Зарипов пожал плечами - в его исполнении жест получился основательным. Габариты Зарипова делали любой его жест основательным. Не уверена, что он понравился мне с первого взгляда, и дело отнюдь не во внешнем виде - по части костюма и аксессуаров у него все трижды окей. Дело в глазах и улыбке. Парадокс в том, что, когда его резиновые губы разъезжались в улыбке, глаза оставались тусклыми, будто глаза мертвой рыбы на человеческом лице. Глаза не принимали участия в улыбке. Это могло быть по двум причинам: либо плохая актерская игра, либо в свое время его очень больно и сильно обтесала жизнь. Выберите вариант по вкусу. Лично я не торопилась как с выбором варианта, так и с рукопожатием.
– Нашел о вас информацию в 'Чтеце'.
Уже второй человек за одно утро говорит мне за 'Чтеца'! Либо журнал завоевывает аудиторию, либо я скептик еще тот.
– Дайте угадаю: эта наша с вами встреча в зимнем саду, - она не случайна, правильно?
– Да, не случайна. Я бы хотел, чтобы вы кое-что сделали для меня.
По правде говоря, многие хотят. Для этого и существует график встреч.
– Позвоните в 'Реньи', и мой секретарь поможет вам определиться с наиболее удобными днями для ваших будущих чтецких сессий.
– Мне не нужные чтецкие сессии, госпожа Реньи. Что мне нужно, так это одно-единственное чтение. Вне стен офиса. Прямо сейчас. Конечно же, за положенную плату.
Где-то падали капли. Шуршал пульверизатор. Потрескивал, нагреваясь на солнце, кафель.
– Я не фанат полевых работ, господин Зарипов. К тому же, сегодня у меня выходной.
Воспоминания пятилетней давности вспыхнули перед внутренним взором с той яркостью, от которой я в первый год после произошедшего просыпалась посреди ночи в холодном поту, среди скомканных простыней, с застрявшим в горле воплем.
Я закрыла глаза, пока воспоминания не поблекли, не подернулись кроваво-красным туманом; просто в какой-то момент я стала видеть мир сквозь кровавый туман - кровоизлияние в глазу делает с вами такое.
Последний раз, когда я согласилась на полевую работу, мне выбили коленную чашечку, повредили бедро, отрезали палец и сломали два ребра, не считая гематом и ушибов по всему телу. Сперва вас просят пройти туда-то, затем, спустя десяток слов и ударов - чу-чу - отправляют в реанимацию.