Харизма [СИ]
Шрифт:
– Лапы прочь от телефона, собака, - сказал Кирилл. Он даже не запыхался. Тренировки, тренировки. Я пообещала себе, что буду отрабатывать как положено, если выживу. Да, если выживу. Что-то часто в последнее время я использую это паршивое 'если'.
Я сплюнула кровь и провела языком по передним зубам. Зубы на месте, спасибо тебе, Господи. Слюна вперемешку с кровью тонкой ниточкой протянулась от уголка моих губ к ковру - мост в Вавилон из полипропилена.
Новый, или из химчистки - какая разница теперь, когда ковер загажен.
Кирилл разбил
– Кто еще и борзеет, так это ты, - прохрипела я, приподнимаясь на локте и отплевываясь.
Он рывком поднял меня на ноги, погрузив пятерню в мои волосы. От боли на глаза набежали слезы, но я не пикнула.
– Бултыхни языком еще раз, и я отобью тебе почки.
– Широченная улыбка Киры парила перед моим носом.
– Ну так что, будешь еще обзываться?
Он встряхнул меня. Я шкрябала ногтями по сильной руке, сгребшей в кулак мои волосы. Слезы текли по щекам.
– Я спрашиваю, - вздохнул Кирилл, - будешь еще обзываться?
– Нет, - выдохнула я.
– Нет, не буду...
– А просить прощения кто, по-твоему, будет? Пушкин?
И вот тут-то я и поняла, насколько он мне противен, глупый гнусный мудак. Нет, еще хуже: я презираю его. Не боюсь, а именно презираю.
Говорят, мужчины талантливее женщин, мол, среди мужчин гораздо больше выдающихся личностей, ну там ученых, писателей, изобретателей, редакторов издательств. Но, послушайте, что касается выдающихся личностей мужского пола... Таковых я пока что не встречала. Кирилл не стал исключением.
Все мужчины в той или иной степени кажутся выдающимися до тех пор, пока не вломят вам.
– Кира, детка, не смеши. Ты, должно быть, что-то напутал. Пушкин - этот не тот, кто выиграл чемпионат по идиотизму, а великий русский поэт.
Он зарычал и швырнул меня на кофейный столик. С легкостью, как щепку. Как долбанную щепку. Содержимое электрочайника оказалось на моем животе. Острая боль заставила меня закричать. У меня был ожог, но не было возможности уменьшить боль и предупредить отек.
Кофейный столик перевернут, вокруг валяются стики сахара, кофе, пакетики чая, пластиковые стаканчики и ложки. И я среди всего этого, как утка в яблоках, корчащаяся от боли и беззвучно плачущая.
– Вставай. Считаю до 'трех', и если ты не встанешь, я подойду и помогу тебе, врубаешься? Поверь, ты не хочешь, чтобы я помогал тебе подняться.
Что да, то да.
– Великолепная трепка. Боже, ты и детей с котятами тоже бьешь?
Главное - по задаче за раз. Согнуть коленки, помочь себе руками, закусить губу. Такие, в общем-то, сложные задачи, как подняться на ноги после того, как тебе разбили рот и швырнули на столик, требуют особого подхода. Главное - не переусердствовать.
– Хорошая девочка, - похвалил Кира, глядя на меня с высокомерным снисхождением,
– Если мы поспешим, то поспеем как раз к завтраку.
– Ранний завтрак? Я не жаворонок, - сказала я, не проникнувшись его словами.
– Нет, не жаворонок, а не жилец, - блеснули кривоватые зубы.
– Неплохая конура, собака. Если тявкнешь кому-то хоть слово, я вернусь и проломлю твой сраный уродский череп. Усек, собака?
Роман что-то ответил. Я не расслышала, что, но Кирилл удовлетворенно крякнул.
– Госпожа Реньи, прошу на выход.
Я пожалела, что не перезвонила ни Луке, ни Багаме. Никто не знал, где я. Полный провал. И теперь я не получу ни желанные часы сна, ни помощи.
Воскресенье. Поход в Церковь мне не светит, зато я составлю компанию завтракающему Зарипову. Надеюсь, глазуньи не будет. Терпеть не могу глазунью.
ГЛАВА 29
Без пяти семь утра, а Ренат Зарипов уже сидит за прелестным столиком оформленного в средиземноморском стиле кафе и размешивает кофе в маленькой чашечке. Кроме него и двух стоящих по стойке 'смирно' официантов и шеф-повара, в заведении никого не было.
На Зарипове был темно-синий костюм с иголочки, серый шелковый галстук, запонки и пуговицы для воротничка из одного комплекта - винтажные, платина с россыпью льдинок. Волосы зачесаны назад и уложены в прическу 'я ворочаю грязные дела с металлами'. Я не знала, чем занимается Зарипов, но догадывалась, что с такими запонками уж точно не преподаванием в университете. Сразу видно, откуда Кирилл черпал вдохновение, сегодня утром крутясь перед зеркалом. Ради меня Кириллу пришлось проснуться ни свет ни заря. Вечно я создаю всем неудобства.
Зарипов положил руки на белую скатерть и разгладил невидимые складки. Пахло выпечкой, свежемолотым кофе и недосмотренными снами. В глаза будто песка насыпали. Полтора часа сна не в счет. Блин, обещаю бросить в компост часть своего дурного настроения, если меня угостят кофе. Угрызения совести и пластыри уже там, в компосте.
Кира отодвинул стул и, когда я села, положил руки мне на плечи. Зарипов улыбнулся, и улыбка была добрейшей. Кирилл стал поигрывать моими волосами. Официанты и шеф-повар наблюдали за происходящим с отсутствующими лицами. Маски - вот что это было. Какой эмоции под этими масками было больше - страха или неловкости - утверждать не берусь.
– И часто вам приходится завтракать столь рано, Ренат?
– спросила я, преисполненная вежливого внимания.
Зарипов кивнул Кириллу. Блондин убрал клешни с моих плеч и сделал два шага назад. Маленьких шага. Я, впрочем, оценила предоставленное мне личное пространство. Я же не неблагодарная скотина, верно? Блондин стоял за моей спиной, как дрессированный пуделек, и сверлил взглядом мой затылок. Его чрез меру пристальное внимание к моему затылку ощущалось покалыванием, растекающимся по телу.