Хасидские рассказы
Шрифт:
Когда дело потом разобрали, оказалось, что царь был прав и суд его прав, ибо преступник был чужестранцем…
Если смертный царь — заканчивает Schel’oh — так поступает, тем паче и паче Царь Царей и Владыка Владык, Которому не надо расспрашивать и разведывать, ибо перед ним раскрыты тайники человеческого сердца, и Он читает в них, как в развернутом свитке…
Больше того, Господь мира приобщает грехи, сделанные неучем ради блага, к числу добрых дел его. Об этом святой Schel’oh также приводит притчу о царе, весьма хорошую притчу.
— Жил некогда — рассказывает святой Schel’oh —
Один из его военачальников, приближенных к царю, от рождения ли, или от болезни какой, тугой на ухо, не расслышал хорошо царского приказа. А так как дело было на царской охоте жарким летом, и сам военачальник хотел пить, то ему померещилось, будто царь желает испить ключевой воды. И он сейчас же выбежал из царской палатки за водою.
На том месте, где охотился царь и где стояла его палатка, воды не было, — и начальник бежал, не спал, не пил, не ел три дня и три ночи, пока достиг родника.
На беду, вокруг родника расположилась шайка вооруженных разбойников. А разбойники те были чародеи, и над их головами носилась охрана из злых духов. И разбойники не дали начальнику подойти к роднику.
Но начальник имел надежду и веру в царя, и силой своей веры и надежды он разогнал злых духов. Обнажив свой меч, он внезапно напал на разбойников, охваченный усердием и любовью к царю часами боролся с ними, и после долгих трудов и опасностей одолел их и прогнал! Не омыв и не перевязав ран, полученных в бою, он тотчас набрал в шлем свежей воды; покрытый кровью, умирая от жажды, побежал к царю в палатку и в великой радости крикнул: «Великий государь, я достал воды!»
Остальные начальники, слыхавшие, как государь велел ему принести не воды, а огня, стали смеяться и глумиться над глухим военачальником. А один из начальников, человек злой, даже заметил, что глухого следует предать казни, как ослушника царской воли.
Но царь, который был милостив и благ, что сделал? Он сорвал наплечные знаки с хулителя, назвавшего ослушником верного царского слугу, и с шеи его сорвал золотую цепь, снял с его груди все ордена и медали и изгнал его из пределов своего царства.
И издал царь приказ: сейчас же созвать лучших лекарей и исцелить раны своего верного слуги.
И встав с высокого трона своего, подошел к преданному слуге, упавшему к его ногам, поднял его и поцеловал в лоб.
А прочим начальникам царь сказал так: «Чтобы верный царский слуга больше не ошибался, чтобы другие начальники над ним не издевались, я посажу его отныне выше всех прочих чинов, ближе всех к трону моему, чтобы он мог ясно слышать веления мои».
А тем паче и наипаче, — прибавляет святой Schel’oh, — Царь царей и Владыка владык, Которому не нужно ни воды, ни огня, и Который дал свои заветы людям не ради своей пользы, а лишь для блага своего Израиля, чтобы они заслужили перед Господом и обрели награду свою.
Ясно вполне, что Он милостив к слугам своим, совершившим ошибку…
И чтоб вам стала ясна эта истина, я расскажу вам несколько сказаний о немых душах,
Глава Псалтири, или Иоханан водонос и Орах-Хаим
Началось это дело так:
Однажды утром, после утренней молитвы, Орах-Хаим сидел, по своему обыкновению, в молельне и читал какую-то книгу. Невдалеке от него сидели и тихо беседовали судьи (дел для разбора как раз не было). Несколько поодаль — ученики Орах-Хаима: один, — повторяя вчерашний урок, другой, — просматривая комментарии к сегодняшнему, третий, — читая вперед. Вдруг с улицы послышался голос: «Милостыня спасает от смерти», и звон кружки сборщика. Присутствующие произнесли: «Благословен Праведный Судия»; все знали, в чем дело. Еще до утренней молитвы двумя ударами в ворота оповестили народ, что в богадельне скончался Иоханан водонос.
Но сам Орах-Хаим изменился в лице, велел подать себе шубу и палку и сказал, что пойдет с процессией.
Понятно, что если Орах-Хаим идет, пошли и судьи; ученики также попросили позволения их сопровождать; случайные посетители, бывшие в молельне, следуют за ними. Вышли они на улицу; люди на улице увидели, кто идет, и также спешат принять участие в похоронах; закрывают лавки и идут за гробом. Кто-либо случайно посмотрит в окно синагоги завидит погребальную процессию, объявляет народу в синагоге; все закрывают книги Талмуда и бегут за носилками. Словом, весь город идет, от мала до велика.
Идут и удивляются: в чем дело?
— Покойник был, кажись, совсем простой еврей. Правда, вставал к молитве до зари; к предвечерней и вечерней молитве также приходил в синагогу. После молитвы подавал воду желавшим заниматься. Однако, за что ему такие похороны?
— Да, — вспоминают другие. — Покойник любил читать псалтирь. Но что за чтение! За бока держались от хохота… Раз ему такое слово попалось, которое он ни за что не мог произнести; катались тогда со смеху… Правда, при этом присутствовал Орах-Хаим, который рассердился и накричал…
— Еще что? Жил «трудами рук своих», никогда не прибегал к чужой помощи, но все же, за какие заслуги такие похороны?
А Орах-Хаим идет… Прошел одну улицу, другую… Ветрено, скользко, холод пробирает сквозь платье, а он между тем идет за город, кладет руку на палку носилок и несет тело на кладбище, подходит даже во время омовения… Взяв тело за простыню, помогает опускать в могилу… Взяв лопату из рук могильщика, бросает горсть земли… Слушая поминальную молитву, громко произносит «Аминь». Догадываются, что дело неспроста!