Хазария
Шрифт:
– Да и ты, Славомир, тоньше не становишься, – улыбнулся Комель, бросив пытливый взгляд на охоронца и мельком оглядев улицу.
– Кожа добрая нужна для сёдел, да и сбрую кой-какую подновить надо. А сыромятных ремней, сам знаешь, какая прорва в теремном хозяйстве требуется, потому к тебе и пожаловал, – громко сказал Славомир, проходя вслед за скорняком в крепко пахнущую замоченными кожами мастерскую, в которой никого не было.
Когда дверь за ними плотно закрылась, Славомир тихо сказал:
– Кудесника Избора по всему
– Прощай, брат Славомир, дякую!
Княжеский охоронец вышел первым, громким голосом как бы продолжая разговор:
– Ладно, значит, через пару дней пришлю тебе своего человека с теремного двора, дашь ему образцы кожи и ремней, а там решим, чего и сколько надобно будет, ежели товар хороший.
– За товар не сомневайся, у меня лучшие в Киеве кожи для сёдел, всяк скажет! – пробасил в ответ Комель, хлопнув на прощание Славомирова коня по крупу. Тот скосил на скорняка сторожкий взгляд, а когда почуял в седле хозяина, тут же рванул с места.
А ещё через четверть часа златокузнец Ермила прощался с Избором, уговаривая его взять два приготовленных куля.
– Всё равно ведь не в руках нести, отче! Другим кудесникам гостинцев от нас, подольчан, передашь. До лодки я сам снесу…
Уже густели сумерки. Подхватив кули, Ермила незаметно провёл Избора огородами и овражками к берегу реки, где их уже поджидала лодка рыбака Щура. Река Глубочица протекала через весь Подол и впадала в Почайну, а та в Непру.
– Дякуем с женой тебе, отче, за внука, от всего сердца! – уложив кули в лодку и усадив Избора, горячо попрощался Ермила. – Утихомирится в Киеве, не обидь, заходи в наш дом, хоть среди дня, хоть среди ночи. Всегда тебе рады, отец, да хранят тебя Боги!
– Будь здрав, Ермила, и вся семья твоя, мир вам да лад! – отвечал Избор.
Лодка чёрной тенью неслышно скользнула по тихой воде и скоро исчезла в сгустившемся вечернем тумане.
А в предрассветный час она устало ткнулась носом в песчаную отмель далеко ниже Киева, у Берестянской пущи.
Когда солнце взошло над верхушками деревьев, оно увидело на лесной дороге троих кудесников. Избор возвращался к себе на заимку, а с ним – Хорсослав с Добросветом, молодым жрецом, которого прежде называли Степко. Они шли молиться Перуну и прочим Богам, чтобы те не оставили Русь в беде, помогли Святославу разбить хазар, а Киеву дали лад и разумение.
Путь волхвов пролегал мимо небольшого – в несколько землянок – огнищанского поселения. Узрев кудесников, из крайнего двора выбежала пожилая женщина, на ходу отряхивая от муки передник.
– Погодите, честные кудесники! – окликнула она.
Волхвы остановились. Женщина стала говорить,
– Примите от меня дар простой – мешок проса да рыбы солёной. А спросите у Богов, живы ли муж мой и сын ненаглядный? Тоскую я и плачу все дни, вестей от них не имея…
Избор огладил свою бороду, переглянулся с другими кудесниками.
– Принеси-ка, жена, воды. Да не бойся, неси ведро до краёв полное!
Огнищанка метнулась под навес, где у неё стояла бочка с наношенной с утра свежей водой. Зачерпнула ведро, так что через края полилось, принесла кудесникам и ковш захватила – пейте, отцы, сколько надобно!
Однако Избор ковша не взял, а пристально стал глядеть в воду. Потом провёл над ней рукой, как бы протирая невидимое зерцало.
– Наклонись и ты, жена, посмотри!
Огнищанка наклонилась, вглядываясь.
И вдруг увидела в той воде степь широкую с курганами, и увидела, как травы по ней волнуются-расстилаются. И едут по ним всадники – воины киевские, а крайний слева – муж её Звенислав, и сынок Вышеслав едет рядышком. Обернулся тут Звенислав к сыну, что-то рёк ему, и оба весело рассмеялись.
Как узрела то огнищанка, руками всплеснула, за сердце схватилась. А вода замутилась, и пропали образы.
Заплакала Живена от радости:
– Дай вам Световид лета долгие, что порадовали меня, старую, – увидела мужа с сыном живыми и невредимыми. Тяжкий камень с души свалился, красно дякую вам, отцы! Младобор! – кликнула она выглянувшего из коровника младшего сына. – Принеси вязанку рыбы и мешок проса из амбара!
В это время послышался стук копыт, и на дорогу из-за поворота выскочил всадник в одеянии киевского дружинника.
– Здравы будьте, старцы! – поздоровался он, осаживая коня.
– И ты здравствуй. Чего ищешь, посланник киевский?
– Избора ищу, кудесника. Кто из вас будет?
– Меня зовут Избором, – выступил вперёд старец. – Да только зачем я тебе надобен? Я молиться иду на заимку…
– Ты в Киев-град вчера ходил?
– Ходил…
– А народ мутил на Торжище?
– Я народу, брат, не мутил, зачем мне умов смятение…
– Ну, это Гарольд решит, что и как. Давай взбирайся на лошадь позади меня, живей!
– Ты что ж, забираешь меня силой?
– Наказ княгини Ольги всех зачинщиков бунта взять. Гарольд будет вас допрашивать и определять степень вины и наказания.
– С каких это пор Горальдо стал над нами начальником? – возвысил голос Хорсослав. – Нам только князь да Великий Могун указчики. А тут простые дружинники норовят над кудесниками верх взять!
– Горальдо византийскую веру хочет принять, а княгиня Ольга сама его крёстной матерью обещалась быть. Их черноризцы византийские во главе с Чёрным Волшебником против нас настраивают, потому как если не станет кудесников, то ослабнет и вера славянская, – изрёк Избор.