Хендерсон — король дождя (другой перевод)
Шрифт:
Меня охватило счастливое волнение, которое всегда вызывало у меня зубную боль. Это особенно касается эстетического наслаждения. От лицезрения красоты у меня ноют десны. Как в то осеннее утро, когда отцветали последние туберозы. Я стоял в своем вельветовом халате в зеленом полумраке под сосной. Сквозь ветви пробивалось оранжевое, словно лисий мех, солнце. Каркало воронье, приветствуя живописное умирание природы. Тогда у меня нестерпимо ныли десны — так же как сейчас. Я чувствовал, как отступает моя самонадеянность и заносчивость, даже тяжесть в животе ослабла.
— Послушайте, ваше высочество, не мог бы я поговорить с королевой?
— Вы ведь
— Я имею в виду серьезный разговор, а не светскую болтовню. Поговорить о мудрости жизни. Королева прониклась ею, и я хотел бы, чтобы она поделилась со мной.
— Хорошо, очень хорошо. Вы победили меня. Не могу отказать.
— Замечательно, что вы меня поняли, принц. Буду благодарен вам по гроб жизни.
Мталба снова взяла мою руку.
— Что она хочет?
— Она привязалась к вам. Вы видите, она самая красивая здесь женщина, а вы сильнее любого сильного. Вы завладели ее сердцем.
— Нужно мне ее сердце как корове седло, — раздраженно ляпнул я и начал думать над тем, с чего начать разговор с королевой, на чем сосредоточиться. На браке и семейном счастье? На детях и долге? На болезнях и смерти? На внутреннем голосе, что твердил: «Хочу!»? Но разве это объяснить? Нет, необходимо найти самые простые и самые важные вопросы. Мысли мои начали путаться. Вот пример того, что было у меня на уме, когда я стоял на площадке перед жилищем королевы под навесом, — Лили, моя дорогая жена, незаменимая женщина, которая хотела, чтобы мы оба покончили с одиночеством. Теперь она не одна, но я по-прежнему одинок. Избавиться от одиночества могут помочь другие люди. Но между людьми существуют два типа отношений: братство или ненависть. На свете еще существует ложь. Люди лгут друг другу без зазрения совести. Лгут, полагая, что ложь лучше ненависти, или надеясь, что их ложь — во спасение. Оттого я недоверчив к людям.
Как же все-таки следует жить?
Может, с этого и начать?
Нет, так, с бухты-барахты нельзя. К серьезным вопросам надо подходить исподволь. Поэтому я сказал Айтело:
— Дорогой друг, пожалуйста, скажите королеве, что мне удивительно приятно просто видеть ее. Не знаю, что привлекает меня — ее внешность, или львиная шкура, или еще что. Но я смотрю на нее, и приходит покой.
Айтело перевел. Королева улыбнулась, подалась вперед и что-то сказала.
— Она говорит, что ей тоже приятно видеть вас.
— Правда? — обрадовался я. — Рад слышать. Словно глас Божий с небес. Для меня большая месть — познакомиться с нею.
Я обнял Айтело за плечи. Сердце мое переполняла радость.
— Ваше высочество, по правде говоря, вы сильнее меня. У меня хватает сил, это факт, но не такие нужны человеку. Вот у вас — хорошая, добрая сила.
Принц был тронут, сказал, что я преувеличиваю.
— Нисколько. Но мне понадобилось бы несколько месяцев, чтобы все объяснить. Моя душа — как ломбард, набитый невостребованными удовольствиями и вещами — старые кларнеты и фотоаппараты, неполные сервизы и траченные молью меха. Однако не будем спорить. Я только хочу сказать, что рад узнать ваше племя, и вас, и королеву. Замечательный вы народ. Я люблю вас. Я избавлю вас от лягушек, даже если это будет стоить мне жизни!
Мужчины засвистели негромко, мелодично.
— Тетушка спрашивает, чего бы вам хотелось, сэр.
— Вот как? Для начала спросите, кем она меня считает, поскольку сам я затрудняюсь определить, кто я такой.
Виллателе подняла брови, и ее здоровый глаз
— Сенсации, — подсказал я.
Айтело продолжал:
— Она говорит, у вас много горя, мистер Хендерсон, ваше сердце лает…
— Вот именно, причем лают все три головы, как у сторожевого пса Цербера. Но почему оно лает?
Айтело вздрогнул, словно его потрясло то, что он услышал о человеке, с которым он познакомился, померявшись силами.
— Бешеные, — выдавил он.
— Признаюсь, так и есть. У вашей тетушки поистине дар проникновения в чужую душу… Говорите, королева Виллателе, говорите, я хочу узнать правду. Не щадите меня.
— Страдаете, — перевел Айтело.
— Еще как!
— Мистер Хендерсон, она говорит, вы на многое способны. Судит по вашему росту и величине носа.
Я дотронулся до лица. Глаза у меня тоже большие и печальные. Привлекательность проходит с возрастом.
— Когда-то девчонки заглядывались на меня. Что касается носа, то им, принюхиваясь, я и познаю мир. Такой нос достался мне от дальнего предка, родоначальника Хендерсонов. Он начинал как простой колбасник, а стал самым беспринципным дельцом в Америке.
— Королева просит извинения, ей не хочется говорить о вас плохо.
— Ну да, плохого во мне и без нее хватает. Но я не робкого десятка, ваше высочество. Пусть выкладывает все как есть.
Устремив на меня задумчивый взгляд здорового глаза, Виллателе заговорила.
— Что она говорит?
— Хочет знать цель вашего прихода. Вы проделали долгий путь. Вы не молоды, мистер Хендерсон, и весите килограммов сто пятьдесят. Вы сильный человек, да и сложены как паровоз, но когда чересчур много мышц… это как статуя…
Мне было больно слушать его. Я беспомощно моргал глазами, запавшими в сеточки глубоких морщин. Потом вздохнул и сказал:
— Ваше величество, благодарю за откровенность. Действительно, кажется странным, что я прошел такую дальнюю дорогу по пустыням и перевалам. Я шел нехожеными тропами для поправки здоровья. — Айтело удивился и прыснул со смеха. — И правда, посмотришь на меня — здоров как бык. Но моя здоровая внешность — всего лишь видимость. Какое же это несчастье — быть человеком! У человека масса странных хворей. Он болеет только потому, что он человек. Не успеешь оглянуться, как пролетели годы и ты тоже хвораешь, как и твои сверстники, тоже становишься вместилищем плохого настроения, подозрительности, необдуманных поступков и пустого себялюбия. Спрашивается: кому это нужно? Что в этом за прок? Пусть королева зачитает до конца перечень моих поступков и проступков и составит обвинительное заключение, к которому я добавлю несколько пунктов. Впрочем, она и сама их знает. Нетерпеливость, неистовство, похоть и прочее, и прочее. Словом, джентльменский набор нравственных недостатков, нет, душевных уродств…