Херсон Византийский

Чернобровкин Александр Васильевич

Вечером будем в городище антов. Путешествие прошло без происшествий. При въезде на территорию аланов встретили их разъезд. Фритигерн и грек заплатили. Приготовил и я деньги, но аланы их «не заметили». С друзей денег не берут. Поняв свою оплошность, попросил передать Гоару, что во время стоянки на промыслах заеду к нему в гости. Аланы с радостью пообещали, что обязательно передадут. Солевары, завидев нас, побросали работу. Жизнь у них здесь однообразная и тяжелая. Каждый обоз – праздник. Мы привозим свежие продукты, вино и новости. И покупаем их соль. Она сильно подешевела, потому что заготовили больше, чем успевают продавать и вывозить. Соль лежит кучами под навесами от дождя, которого не было весь июль месяц.

Я обменял продукты на соль и еще немного купил ее. Закончив погрузку,

дал команду ехать на место стоянки и устраиваться там, а сам приторочил к седлу два бурдюка с вином и корзиночку с финиками. Один из аланов, которые присматривают за промыслами, проводил меня до нового места стойбища, возле узкого ручья. Детвора, увидев меня, помчались к юрте вождя, крича на бегу. Гоар вышел навстречу и, когда я слез с коня, обнял меня за плечи, поздоровался. И я поздоровался с ним на аланском, чем приятно удивил. Бурдюки с вином отдал Гоару, а корзиночку с финиками – его старшему сыну. Тот смотрел на продолговатые, сморщенные плоды и не знал, что с ними делать. Я взял один финик, съел, показывая, как мне понравилось, выплюнул косточку. Мальчик решился, взял один, попробовал. Родители и просто любопытные аланы следили за ним, затаив дыхание. Буквально через секунду он уже выплюнул косточку и засунул в рот второй финик. Все засмеялись. Я предложил и взрослым попробовать. Фиников было много, хватит всем. Я купил их у египетского купца, чтобы утолить жажду сахара, сладкого. Уничтожал финики беспощадно первые два дня, а теперь, если съем два за день, – и то хорошо. Аланы, не выпендриваясь, взяли по финику, попробовали. Понравились. Потом на финики налетала детвора. Мы еще долго слышали из юрты, как они плюются косточками.

Вернулся утром на соляные промыслы с двумя баранами, которых со своим отрядом съел за два дня. Через территорию гуннов прошли в полной боевой готовности. Они видели нас. Двое всадников какое-то время скакали параллельным курсом на приличном удалении. Видимо, гунны решили, что мы квиты, или, что скорее, силёнок не хватает на обоз, который охраняет более полусотни не робких ребят. На паромной переправе я накупил вяленой рыбы, набил ею кибитки доверху. Пришлось спать с Аленой на земле под кибиткой. Ночи были жаркие, так что там было даже лучше.

На последнем привале договорились с Фритигерном и Диофантом, с каких цен начнем торг. Теперь я был полноправным членом купеческого сообщества, к моему мнению прислушивались. Я предложил встречаться каждый вечер и уточнять наши позиции. Предложение было принято.

У самого городища повстречали отряд антов, возвращавшийся из похода с добычей. На этот раз ее было меньше, и лица воинов не такие веселые. Видимо, кто-то предпочел расстаться с жизнью, а не становиться рабом. Среди пленных были росы разных полов и возрастов и какие-то кочевники с узкими глазами, но не гунны, в основном женщины и дети. Значит, отпор дали кочевники. Росы, судя по их быту и отсутствию воинственности, находятся в гомеостазе: энергии хватает только на примитивное выживание в гармонии с окружающей средой. В двадцать первом веке в таком состоянии находятся якуты, чукчи, фламандцы и многие другие, не знакомые мне народы. Но скоро славяне, наплодив детей от смешанных браков, поделятся с росами своей избыточной пассионарной энергией и языком, получат взамен их самоназвание и образуют агрессивное государство Киевская Русь.

Мы оказались в городище антов единственными купцами с юга. На следующее утро началась оживленная торговля. Анты и приплывшие на лодках купцы с севера забирали соль, вяленую рыбу, вино, оливковое масло, стеклянную посуду, лаковую керамику, дорогие ткани и искусные изделия из золота, серебра, бронзы, меди, отдавая взамен меха, медовуху, мед, воск, зерно, дешевые ткани, рабов, безыскусные изделия из металлов и сами необработанные металлы. Я выменял еще одну кибитку, потому что собирался увезти отсюда много тяжелого груза. Сразу по приезду я прошелся по кузницам и мастерским и заказал сегарсы, талрепа, шкивы, рымы, уключины, крюки, скобы, кофель-нагели, гвозди, два якоря, носовой и кормовой, печную плиту с круглыми разборными конфорками, колосники, дверцы и многое другое. Что-то надо было отлить, что-то выковать из железа, бронзы

или меди. Еще купил почти полтонны чугуна и свинца и договорился, что их перельют в бруски нужной мне формы. Собирался использовать их, как балласт, если хватит денег на сам парусник, что было сомнительно, или в худшем случае перепродать с небольшой выгодой. Условился со всеми об оплате, выдал аванс. Остальную часть бартера сложил в одну кибитку и поставил ее во второй ряд. Теперь с ней соседствовала новая кибитка. Предстояло найти возниц на нее. А еще одной придется управлять самому. Семен ходит по купцам с севера, ищет, кто подвезет в сторону его деревни. Пока никого не нашел. Алена, узнав, что отец уйдет, долго ревела. Теперь он чувствует себя виноватым, старается не попадать ей на глаза. Сейчас он помогает мне, потому что дочь под охраной Хисарна стирает на берегу реки. Пора бы найти ей замену. Не пристало жене большого начальника обстирывать его подчиненных.

Подошел ант-воин с солидным кошельком – человек десять рабов, двое из которых тащили мешки с зерном, а еще двое – амфору с вином. Его взгляд зацепился за красно-лаковый кувшин, на котором изображены сцены боя византийских катафрактариев с какими-то варварами. Я достал и поставил рядом другой кувшин. На этом тяжелые пехотинцы побеждали варваров-всадников. Пока ант рассматривал рисунки, я оценивал его товар, собираясь купить помощницу жене и пару человек на роль возниц. Женщин было несколько, но из росов всего одна. Немного за тридцать, с приятным, покорным лицом. Она положила руку на плечо юноши лет пятнадцати-шестнадцати, похожего на нее. Он сразу движением плеча освободился от ее опеки, что-то сказал своему соседу, ровеснику и, скорее всего, другу, показав в сторону Семена. Друг кивнул головой, соглашаясь. Наверное, признали соплеменника. Крепкие парни. Как они умудрились попасть в плен?! Я тоже посмотрел на тестя. Он с жалостью и нежностью смотрел на эту женщину.

– Я их возьму оба, – решил ант. – Даю по рабу за каждую, – показал он на двух крепких мужчин.

– Лучше вон ту женщину и двух юношей, – указал я.

Поскольку замена, по мнению анта, была почти равноценна, он согласился:

– Бери.

Его рабы взяли кувшины, а женщина и юноши перешли ко мне. Семен что-то спросил у них на роском. Они ответили. Завязалась оживленная беседа. Наверное, рассказывали, кто и как попал в плен.

– Ты их сначала покорми, – подсказал Семену.

Он дал им вареной утки и хлеба. Подойдя ко мне, рассказал:

– Они жили неподалеку от моей деревни. Говорит, наших почти никого не осталось. Кто отсиделся в лесу, разошлись по другим деревням. О моей жене ничего не знают.

– Есть ли смысл добираться туда? Опять в плен попадешь и окажешься невесть где, – произнес я и предложил: – А если останешься, она будет твоей женой.

Семен еще колебался.

– Не понравится у меня, на следующий год уедете вместе, – добавил я.

– Точно отпустишь? – спросил Семен.

– Я хоть раз не сдержал свое слово? – продемонстрировал я знание одесских дипломатических приемов.

Вопрос – самый лучший ответ на неудобный вопрос. Только вот без сына она не уедет, а я его не отпущу. Не потому, что вредный, а потому, что моей жене будет тяжело без отца.

Поняв, что он согласен, но никак не решится подтвердить это, сказал:

– Бери новых пацанов, и идите за валежником для бани.

Когда с речки пришла Алена, обрадовал ее:

– Твой отец остается.

– Правда?! – воскликнула она, но потом посерьезнела: – Ты его не отпустил?

– Он может идти, куда хочет, – ответил я. – Только больше не хочет. У него жена появилась.

– Она? – показала Алена на выкупленную мною женщину, которая испуганно смотрела на Гарика, доедавшего кости от утки.

– Да, – ответил я. – Так что отныне ты не будешь стирать и готовить.

– Мне не трудно, – возразила она.

Зато нам трудно есть, что ты готовишь.

– Не в этом дело, – сказал я. – Жене хозяина обоза не положено этим заниматься.

Алена уже прониклась статусностью отношений в Византийской империи, насмотрелась в Пантикапее, как должна вести себя знатная дама. Ради мысли, что и она такая же, стоит отказаться от готовки и стирки.