Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей
Шрифт:
— Королеве нездоровится, — объяснил он своему стремянному, — придется остановиться на ближайшем постоялом дворе.
Эмма, перепугавшись последствий своего вынужденного обмана, принялась поспешно уверять короля, что все в порядке и она готова продолжить путешествие. Но король настаивал: как сказано, так и будет. Едва кавалькада снова двинулась вперед, как с нею поравнялось стадо свиней. Стадо не подчинилось ни бичу, ни окрику свинопаса. Теперь уже от свиней, сновавших между ногами лошадей и колесами карет, отбивалась королевская свита. Эмме происшествие показалось
— Как прекрасно уехать от лондонского зловония — до чего тут свежий воздух!
Наконец свиньи, топоча и пронзительно визжа, миновали королевский свадебный поезд, и путешествие могло продолжаться. Эмма оглядела окрестности — о, проехать бы тут, когда спадет жара и когда все ее чувства не будут так притуплены усталостью: воистину это чудесные края…
В течение всей поездки король был с нею нежен и заботлив, что отчасти было вызвано беспокойством, не окажется ли езда слишком утомительной для Эммы. Когда они достигли Винчестера, ей уже стало казаться, что мужчина этот может стать в высшей степени достойным любви, — стоит ему захотеть.
Винчестер возник перед ее взором словно бы из ничего. Волнистым склонам, казалось, не будет конца, хоть ее и уверяли, что вот-вот они приедут. И вдруг долина распахнулась, и между двух округлых холмов, словно драгоценное украшение на груди красавицы, возник город.
Король Этельред повелел всем своим одиннадцати детям явиться в дворцовый зал: им предстояла встреча с новой королевой — со своей мачехой.
Эльфриде, которой едва исполнился годик, да еще трехлетней Этель он приказать не мог, но кормилицам было велено привести их.
Этельред подал Эмме правую руку, ввел ее в зал, сообщил детям то, что они знали и сами, и призвал их одного за другим по старшинству делать шаг вперед, чтобы поцеловать руку королеве и приветствовать ее поклоном.
— Ательстан, — представил король старшего, — пятнадцати лет.
Угрюмый парень едва приложился к руке и чуть заметно поклонился. Король приказал ему поклониться как полагается, что и было исполнено в неопределенном направлении, так как сын успел уже отвернуться.
— Эгберт, — провозгласил отец, — тринадцати лет.
— Еще нет, — поправил сын, оскалив стиснутые зубы, что, вероятно, означало улыбку, впрочем, поспешно погашенную.
— Ах, да, — пробормотал король. Вечная история с этими днями рождения! — А это наш Эдмунд, двенадцати лет. Полных лет!
Эдмунд оказался крепкого сложения, обещавший стать широким в плечах и, возможно, в прочих частях тела тоже. Он смотрел Эмме прямо в глаза, очень серьезно и несколько дольше, чем требовал этикет, прежде чем отдать глубокий поклон. Пряди длинных волос упали ему на лоб, он отбросил их жестом, как-то не вписывающимся в навязанную ему роль, и этим несказанно обрадовал Эмму. Да, надо привыкать, что англичане не стригутся коротко, не в пример нормандцам и французам.
Следующий
— Эдред, десяти лет.
— Скоро уже одиннадцать, — засмеялся Эдред. Как он похож своей улыбкой на детей сестры! Он улыбнулся словно всем телом и поспешно припал к ее руке, хоть и забыл поклониться.
— А это ты зря, — заметил отец, сверясь по шпаргалке. — Когда тебе исполнилось десять, Эдред?
— В январе, Ваше Величество.
— Ага. А сейчас у нас, кажется, еще май.
— Все равно мне уже скоро будет одиннадцать — всего почти через полгода, если буду жив и здоров.
Этельред отделался легким смешком, а все дети расхохотались. Отец отпихнул сына, освобождая место для следующего — Эдви, девяти лет, не предпринявшего никаких попыток пересчета этой цифры. Эдви смотрел Эмме под ноги, его лицо не выражало никаких чувств, и он не поклонился, а отец на сей раз не сделал ему замечания, поскольку пытался найти в толпе детей свою старшую дочь. Шесть сыновей — шесть пасынков продефилировали перед Эммой. Был год 1002 от Рождества Христова, и самой ей в нынешнем году исполнялось семнадцать. На два года больше, чем старшему пасынку…
Король быстро представил дочерей: Вульфхильд, восьми лет, Эдгит, семи, Альгива, шести, и они так же проворно подбегали и делали Эмме книксен. Заминка вышла, когда пришел черед Альгивы. Она повернулась к отцу и пронзительно закричала:
— Ты все неправильно говоришь про всех нас, девочек: мне осенью только будет пять, Вульфхильд и Эдгит — семь и шесть, а ты всем прибавляешь лишний годик!
Король нахмурился: он не терпел, чтобы его авторитет ставился под сомнение, а тут еще того хуже — осрамиться перед Эммой! И решил не уступать, настаивать, что с самого начала прав был он. Но это не больно-то выходило, поскольку все дети старше трех лет приняли сторону Альгивы.
Где-то он сбился со счета, но где? Король почесал в затылке и еще раз справился по своей восковой дощечке: нет, там все записано правильно и точно. Тем временем Эмма, посчитав, обнаружила, что сыновей, почему-то не шесть, как ей было известно. Но не успела она и рта раскрыть, как дверь с грохотом распахнулась и в нее ввалился недостающий сын.
— Эдгар! — крикнул король. — Вон ты где… А почему опаздываешь? Ты испортил мне все…
— Сожалею, мой король, но пришлось сидеть у мастера Альфреда, — выдохнул Эдгар. — Он говорит, я невоздержан на язык!
— Та-ак! А я разве не приказал тебе явиться сюда четверть часа тому назад?
— Да-а, но ты же сам приказал мне во всем повиноваться мастеру Альфреду, ради яиц святого Кутберта, так кого прикажешь слушаться?
— Шш, не ругайся при королеве, — всполошился король. Так Эмма, наконец, услышала полностью изречение, которое Этельред неоднократно обрывал на полуслове в течение всего их пути. Тем временем Эдгар шагнул прямиком к Эмме, чмокнул ее руку с полдюжины раз и произнес:
— Эдгар, наихудший — ух ты черт, ну и красоточка же ты!