Хей, Осман!
Шрифт:
К своему удивлению, он увидел, что Михал не отдал никаких распоряжений об укреплении крепости. Даже караул у ворот не был удвоен. Осман подъехал к стражникам, они узнали его. Осман спросил коротко, в крепости ли Михал. Отвечали почтительно и утвердительно. Османа проводили в дом также с почтением большим. Не было похоже, чтобы хоть кто спал в нынешнюю ночь в доме Михала. Осман повелел усмешливым голосом слугам:
– Скажите вашему господину, что султан прибыл и желает увидеться с ним!
Прошло так мало времени, что не успел бы Осман прочесть в уме
– Да, - сказал Осман дружески.
– Вели подать ужин, я проголодался. И ещё вот что, - Осман говорил спокойно, будто о чём-то обыденном, - домашние мои - в Йенишехире. Можно тотчас снарядить твою жену в дорогу и отвезти в Йенишехир, там она будет под охраной верных людей; будут её охранять, как моих домашних охраняют...
– Осман сбросил плащ на руки слуге, другой слуга суетился, помогая Осману снять сапоги для верховой езды... Михал ещё раз поклонился и сам распахнул перед Османом дверь в малый покой, где уже хлопотали слуги. Осман тотчас заметил, что накрыт скатертью низкий стол, а на ковёр положены кожаные подушки для сидения. Всё делалось для удобства Османа. Внесли таз и кувшин для умывания рук. Михал сам поднёс на обеих руках полотенце особливое Осману. Осман не возразил, принял как должное. Слуги поставили кушанья. Сел почитаемый гость, за ним и хозяин поместился на подушке, скрестив ноги. И лишь когда слуги вышли (хотя что уж, они ведь всё равно знали обо всём), Михал сказал Осману:
– Благодарю тебя, султан Гази, ты не забываешь своего ортака...
– Брось!
– Осман сдвинул брови, показывая досаду.
– Ты хочешь, чтобы я подумал, будто бы ты осмелился издеваться надо мной?!
– Хорошо! Тогда я скажу попросту: ты здесь - и мне этого довольно для защиты. А жена моя должна оставаться в доме мужа...
– Ты не догадывался, что я приеду? Не верю...
– Не то чтобы не догадывался. Загадывал...
– Караул не удвоил, крепость открыта...
– говорил Осман дружески-укорительно.
Михал взмахнул рукою легонько:
– Неохота! От кого я стану защищаться один? От тех твоих людей, с которыми в походы воинские ходил? Да я и не боюсь! Эдебали не победит.
– Не боишься напрасно, - обронил Осман. Они говорили на тюркском наречии, вставляя греческие слова.
– Если пропаду, пропаду с тобой! Никакая рука надо мной не будет. Один ты...
– Знаешь, слыхал, что решили?
– Уже знаю...
– Ты напрасно не боишься шейха Эдебали. Он не станет бросать слова на ветер!
Михал посмотрел на Османа, положив руки на колени.
– Если Эдебали прикончит меня, следом ты пойдёшь под ножи его головорезов.
– Ты уж не пугаешь ли меня?
– Осман разглядывал Михала, то опуская, то поднимая глаза.
– Разве я что новое сказал? Ты и без меня всё знаешь, как оно есть...
– Я знаю. Я приехал сейчас сюда в Харман Кая, чтобы тебя защитить.
–
Осман обгладывал ножку индюшачью. Поданы были цыплята, зажаренные и политые мёдом, рыба, начиненная толчёными ореховыми ядрами...
– Кормишь ты гостей всё вкуснее и вкуснее, - Осман приподнял засалившиеся руки, ладони. Михал скоро завёл правую руку за спину, взял с одного малого стольца плат и подал гостю. Осман отёр ладони и отложил плат на ковёр.
– Новый повар у меня, армянин, уже год почти. А ты сейчас только заметил...
– Не уступишь мне повара своего? Я его найму...
– Что, султан Гази, с тобой сегодня?
– Михал улыбался белыми зубами.
– То жену я отпусти к тебе, то повара... Повара, это пожалуй...
Но Осман не подхватил шутку гостеприимного хозяина, не выразил одобрения. Сказал:
– Вели ещё айрана принести.
Михал поднялся с подушки кожаной и пошёл за дверь, чуть подаваясь всем телом вперёд. Вернулся с кувшином:
– Пей, султан Гази, сам хочу служить тебе слугою...
Но Осман и пил в молчании. Михал не налил себе айрана. Шло время в молчании. Осман допил и поставил чашку серебряную.
– А не поступить ли тебе так, как призывает шейх?
– вдруг спросил Осман серьёзно.
– ...нельзя ведь насильно...
– уклончиво проговорил Михал.
– Ты не хитри со мной. Не о насилии речь.
– Разве мы не мечтали о содружестве всех вер?..
– Это содружество, оно что, основано будет на моих уступках тебе?
Теперь Осман говорил мрачно и властно. Михал невольно опустил голову.
– Я тебе говорю, - продолжил Осман.
– Я тебе говорю, что я хотел бы вставать на молитву рядом с тобой, когда муэдзин прокричит азан с минарета. Ты не первый день живёшь на свете моим ортаком. Если я тебя сейчас спрошу, что ты знаешь о пяти столпах правой веры, моей веры, разве ты не ответишь?
Михал сидел, распрямившись.
– Отвечу, - произнёс тихо. И уже громче: - Отвечу. Пять столпов правой веры, твоей веры, таковы: исповедание веры - шахадет - произнесением священных слов: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад - Пророк Его»; а второй столп - намаз - с обращением лица в сторону Мекки; и столп третий - сакат - раздача милостыни; а четвёртый столп - рамазан - строгий пост; а пятый столп - хадж - паломничество в Мекку хотя бы раз в жизни...
– Что тебе не по душе в этих предписаниях? Или ты видишь в каком-либо из них нечто дурное?
– Нет. Все они хороши.
– Что же тебе мешает принять их? Что? Гордыня? Твои предки некогда были язычниками, после сделались христианами. Ничто не вечно! Разве твой отец не ездил в Конью?..
– Да, это, должно быть, гордыня, - проговорил Михал упавшим голосом.
– Сделай этот шаг. Мои люди, они ведь любят тебя. Они счастливы будут молиться рядом с тобой.
– А если они станут презирать меня, как презирают труса?
– осмелился возразить Михал.
– Разве ты совершишь это из трусости? Все знают твою храбрость...