Хейсар

Горъ Василий

— Если бы не смазалась краска, то я бы решил, что убил Бездушного… — еле слышно выдохнул Бельвард. — Этот человек двигался в точности как Меченый…

— Изменить внешность — легко… — буркнул Бер. — А вот найти человека, способного повторять движения, да еще и в точности — почти невозможно…

— Я тоже так думаю! — кивнула леди Марзия, брезгливо шевельнула пальцам и, показывая, что голову можно убрать, и повернулась к сыну: — Значит, ты был недостаточно внимателен! Поэтому…

— Окажись на моем месте любой другой человек, он бы тоже обознался! — холодея от собственной

наглости, перебил ее Бельвард. — Если у вас есть желание, можете посмотреть на то, как двигается и говорит лже-леди Мэйнария! Слизень?

Дверь в соседнюю комнату тут же распахнулась, и на пороге возникла «баронесса д’Атерн» собственной персоной. Бледная, с разбитыми губами и надорванной мочкой уха, покачивающаяся от слабости — но двигающаяся так, как надо.

Повинуясь знаку Бельварда, прошла к окну, затравленно посмотрела на улицу, нехотя повернулась лицом к графине Марзии и замерла, глядя в пол…

— А это точно не она? — не отрывая взгляда от лица девушки, растерянно спросила маменька, видевшая настоящую баронессу и в камере королевской тюрьмы, и на суде.

— Точно… — криво усмехнулся Бельвард, вытащил из ножен кинжал, подошел к «баронессе» и одним движением клинка распустил ей платье от шеи и до низа живота.

Аккуратные свертки ткани, изображающие грудь, тут же упали на пол, продемонстрировав всем присутствующим съежившиеся, словно от холода, соски и крошечный, но от этого не менее заметный алый бутон [195] под правой ключицей.

Леди Марзия подошла к девушке практически вплотную, внимательно всмотрелась в рисунок, убедилась, что ему не один год, и повернулась к сыну:

195

Бутон — татуировка, которую делают хозяева своим самым дорогим розам.

— Что ж, ты меня убедил, поэтому… Слизень?

— Да, ваша светлость?! — сложившись в три погибели, униженно воскликнул стоящий у двери Серый.

— Я хочу видеть главу Вейнарского братства Пепла… Сегодня… Здесь…

— Ваша светлость, я передам ваши слова, но…

— Постой, Бер! — рявкнула она, увидев угрожающий жест Мельена. — Он говорит как есть на самом деле…

Потом подумала, нехорошо усмехнулась и уставилась в глаза слегка побледневшему Слизню:

— Передай ему следующее: я собираюсь заплатить очень большие деньги ГЛАВЕ ВЕЙНАРСКОГО БРАТСТВА ПЕПЛА. Либо НЫНЕШНЕМУ, либо БУДУЩЕМУ. Если он не дурак, то поймет, что я имела в виду…

Серый — понял, так как сложился в еще более глубоком поклоне, заверил ее, что передаст все слово в слово, и, пятясь, вышел из комнаты…

…Следующие часа два с половиной Бельвард чувствовал себя преступником, попавшим в руки палачей: сначала маменька, изнывающая от скуки, решила убедиться, что он не подсел на ан — тиш, и самолично проверила, нет ли на его деснах и зубах розового налета. А когда успокоилась, начала терзать его вопросами о путешествии в Тиррен и обратно с усердием, которое сделало бы честь любому дознавателю.

Ее интересовало буквально все: где и как

он догнал карету, как велось наблюдение и почему для нападения выбрали территорию соседнего королевства, а не первый попавшийся на пути перелесок. Любое сомнение в искренности сына вызывало шквал новых, еще более каверзных вопросов или недовольное движение бровей.

Последних — не самих движений, а последствий, которые можно было прочитать по лицу стоящего за спиной маменьки Бера, — Бельвард старательно избегал. Поэтому в какой-то момент вдруг понял, что выболтал гораздо больше, чем собирался. И ужаснулся.

Как оказалось, зря: история с похищением Брани оставила маменьку равнодушной. Выслушав сбивчивый рассказ сына, изобилующий недоговоренностями, леди Марзия уточнила, уверен ли он в смерти подавальщицы или нет, а потом бесстрастно пожала плечами:

— Не дергайся: ты был связан словом с этим твоим Сулхаром Белым, поэтому был обязан сделать все, чтобы она не проболталась…

Известие о том, что всю дорогу до Аверона он сильничал лже-баронессу, она восприняла приблизительно так же:

— Значит, она уже проклял а день, когда согласилась изображать эту тварь, и у меня нет особой необходимости рвать ей ногти…

Обрадованный такой реакцией юноша попытался было заикнуться о том, что готов помочь девушке «попроклинать тот день» еще какое-то время, но нарвался на суровую отповедь:

— Может, начнешь думать головой? Она слишком много знает!

Начал. Думать. Правда, только после того, как Бер, воспринявший эти слова как приказ, свернул девке шею. И после того, как маменька, заинтересовавшаяся сообщением о том, что Посох Тьмы, который таскал с собой лже — Бездушный, является подделкой, вдосталь наигралась с внушительно выглядящей, но совершенно не опасной деревяшкой:

— Скажите, маменька, а зачем вам глава Вейнарского братства Пепла?

Леди Марзия, брезгливо наблюдавшая за зловонной лужей, расплывающейся под мертвым телом, перевела взгляд на сына и холодно бросила:

— Увидишь…

…Когда Бер, большую часть времени «допроса» простоявший у окна, положил руку на оголовье своего меча и скользнул к двери, маменька, царственно восседающая на стуле и задумчиво рассматривающая «Посох Тьмы», встрепенулась — заложила за ухо непослушный локон, разгладила невидимые взгляду складки на подоле и нехорошо усмехнулась.

«Могли бы и поторопиться…» — без особого труда истолковав выражение ее лица, подумал Бельвард и посочувствовал главе Вейнарского братства Пепла.

Впрочем, стоило ему увидеть возникшего на пороге человека, как это сочувствие тут же куда-то пропало, уступив место растерянности — немолодой седовласый мужчина с чернильницей на поясе [196] выглядел кем угодно, но не Серым!

Маменька, по своему обыкновению, среагировала резче — устремила на гостя немигающий взгляд и гневно раздула ноздри:

196

Чернильница на поясе — отличительный знак писарей.