Химера

Адамов Марк

После недолгих размышлений Химера побрёл к невысокому мужчине лет пятидесяти в штопанном тулупе, обивавшему наледь с полозьев своих старых саней. Внутри уже разместился молодой парень с таким же квадратным лицом и вполне миловидная для своих лет дама, дочь которой свернулась у неё на коленях.

— Далеко путь держите? — Химера почтительно поклонился, как умел, хоть это и могло выглядеть слегка насмешливо.

— Счастья искать, — буркнул возница, не отрываясь от своего увлекательного занятия.

— Не маловато вещей для поисков счастья? — Варион окинул взглядом скудную поклажу семейства.

— Сгорело

всё, — выдал мужик. — Вместе с домом под Большое Новолуние. Только тебе-то какое дело?

— Да вот думаю. Уж не в стороне ли Баланоша ваше счастье? — рука Химеры ненадолго скрылась под тёплым плащом. — Моё точно там, вот и ищу, как туда попасть.

— Даже так? — возница даже улыбнулся, когда мешочек с монетами оказался явно тяжелее, чем он ожидал. — Может, и в той стороне.

— Тогда мы поможем друг другу, — Варион как бы невзначай погладил рукоять меча, что торчала из-под плаща. — Мало ли что на тракте случится — вместе со мной и семейке будет безопаснее.

— По снегу ехать будем дня три, не меньше, — хозяин саней усмехнулся. — Но я тебе вот как скажу: пусть лучше твоя заточка так и будет в ножнах. На главном тракте нападают только те, от кого одним мечом не отделаешься.

Химера кивнул и забрался в сани под недоверчивый взгляд остального семейства. Об опасностях большой дороги он старался не думать. После двадцати семи лет в тесном Басселе его пугала сама мысль о глухом тракте, окружённом лишь бескрайними полями, густыми лесами и полумёртвыми хуторами.

***

Дорога тянулась словно кусок грязно-белой смолы. Одинаковые лысые леса, покрывающие заснеженные холмы, быстро осточертели Химере, а вскоре и замёрзшая Сальмена по левую сторону скрылась за таким же бессменным пейзажем.

Возница Селег почти не делал остановок, лишь изредка позволяя лошади отдохнуть в очередной безжизненной деревеньке. Пока кобыла жадно уплетала фураж, Варион вприпрыжку обегал серые хибары, старясь не встречаться взглядом с местными.

Об этих местах он не знал ничего. Всю жизнь для него существовала лишь межа между Басселем герцога Содагара и баронскими землями Стурбе. Разве что о далёком Трисфолде под стягом Вальтехала часто можно было услышать на родных улицах. У этих же деревень были свои, безымянные для Химеры правители. Своя жизнь, свои проблемы, до которых Лису совсем не было дела. Другой мир открывался перед ним, вот только лик его был всё таким же серым и недовольным.

Химера едва ли мог уснуть, но не потому, что в скромных санях Селега едва ли хватало места для четверых. Лис ждал встречу с пресловутыми ужасами большой дороги. Разбойниками, что затаились за поворотом. Чужеродными тварями, рвущими на куски путников в тени облетевших дубов. Уложив ножны на согнутые колени, Варион вслушивался в скрип снега под полозьями и старался уловить скрип натянутой тетивы или рык чудовища.

Ничего не происходило. Зимний тракт оставался таким же безжизненным, не считая редких смельчаков, что мирно проезжали навстречу им, приветствуя Селега поднятыми ладонями из банальной вежливости. Не было ни тварей, ни разбойников. Лишь холод всё ближе подбирался к покрытому двумя шерстяными одеялами Лису.

К первому вечеру в пути улетучились и остатки очарования от большого путешествия. Впечатления стали ещё хуже,

когда Селег организовал ночлег прямо в старой придорожной конюшне. Внутри было немногим теплее, чем на тракте, и Химера едва ли сумел поспать в холоде и тесноте. Ко второй ночи Лис всё же решил раскошелиться ещё и настоял, чтобы все путники отправились в настоящий постоялый двор с кроватями и очагом. Обещанный золотой летт отбил бы все затраты с лихвой. А чтобы его получить, нужно было для начала не замёрзнуть насмерть в покрытых лишайником стойлах.

К счастью для путников, к вечеру второго дня они как раз добрались до приличного городка с нехитрым названием Придорожье. После недолгих уговоров семейство Селега оставило бедного коня отдыхать и отогреваться в конюшне единственного в округе трактира. Хозяин явно не был избалован частыми зимними гостями, отчего взял с них совсем скромную сумму и даже предложил бесплатный ужин.

Химера порядком устал от сушёной репы и чёрствого хлеба, так что и жёсткая курятина придорожского трактирщика казалась даром Далёкой Звезды. Пятёрка из Басселя стала единственными гостями постоялого двора поздним зимним вечером, что позволило им наконец познакомиться поближе в спокойной обстановке. За два дня дороги они едва ли обменялись и дюжиной фраз. В пути, конечно, было скучно, но Химера предпочёл не тратить драгоценное тепло на разговоры.

— Мы с Агассой портные, — поведал Селег, продолжая терзать куриное бедро. — Шили в Застенье для местных всякое. Нехитрое барахло делали, но работы было много.

— Своё дело мы знаем, — подтвердила его жена. — Я с шести лет с иголкой не расстаюсь.

— Это правда. Мы, наверное, половину Застенья одели. Стало быть, и жили неплохо. Ну, насколько это вообще возможно в Застенье.

— Только Мерна, вот, никак не могли заставить тем же заняться, — вставила Агасса.

— Мне по душе иголки побольше, — рассмеялся сын Селега. На вид ему было лет пятнадцать. В его возрасте Химера уже вовсю покорял Лисий Приют своим талантом. — Охоту люблю. Ну, там, выследить зверя, подгадать момент…

— Любить-то любит, — добавила его мать. — Только ты где собрался охотиться, если Его Высочество это запретил для простого люда?

— Да это уже неважно, — Селег одёрнул жену. — Мы вчера ходили на костёр посмотреть, а как вернулись — дом наш весь полыхал. Ну, ты представляешь. Всё сгорело к Чёрту. Но ткани жалко больше всего. Я ведь только закупил дорогие… В общем, чудом сарай не загорелся, где Лопушок наш жил и сани хранились. Как успокоились — сразу его запрягли. Остановились на площади закупить еды на последние деньги, а там и ты нарисовался.

— Весьма печально, — Химера даже успел проникнуться судьбой застенных портных. — Как думаешь, сам по себе дом загорелся? Может, в очаге угли остались?

— Я очаг не до конца затушила один раз в жизни, — грозно промолвила Агасса. — Мне тогда было одиннадцать лет, и мать меня выпорола так, что я дней десять сидеть не могла.

— Стало быть, свои? Не было желания по соседям пройтись с дрыном или чем поострее?

— Да брось ты, — отмахнулся Селег. — У соседей все дети в наши ткани одеты. Нет, это точно не застенские. Видать, кому-то в городе тесно стало, решили у нас клиентов отбить. У вас же там так дела решаются?