Химера
Шрифт:
Он поднялся, бросил пакет в урну и пошел в обратном направлении. Мимо стены, мимо ветеранов в униформе — они поседели и огрубели, но по-прежнему несли караул, чтя память павших.
«Даже воспоминания тускнеют», — подумал Джаред. Со временем все погружается в небытие — даже улыбка Эми, стоящей у кухонного стола, даже отзвуки ее смеха. Только болезненные воспоминания навеки въедаются в память. Номер в гостинице в Сан-Франциско. Ночной звонок. Лихорадочно мелькавшие образы аэропортов, такси и телефонных будок — он мчался через всю страну, чтобы успеть добраться до больницы в Бетесде.
Но у стрептококка, вызывающего некротизирующий
Профитт втянул воздух и задумался над тем, сколько вирусов, бактерий и грибков только что запустил в свои легкие. И какие из них могут его убить.
20
— Да пошли они к чертовой матери! — воскликнул Лютер. Канал связи с Землей был отключен, и в Центре управления полетом не слышали их разговора. — Давайте вернемся в КАС, включим тумблеры и полетим. Они не смогут завернуть нас обратно.
Расстыковавшись со станцией, они действительно уже не смогут вернуться. По сути, КАС — планер с тормозными парашютами. После отделения от МКС он сможет сделать максимум четыре оборота вокруг Земли, а потом сойдет с орбиты и приземлится.
— Нам посоветовали сидеть тихо, — возразил Григгс. — Так мы и поступим.
— Исполним их дурацкие приказы? Николай умрет, если мы не вернем его домой!
Григгс посмотрел на Эмму:
— Твое мнение, Уотсон?
Последние двадцать четыре часа Эмма не отходила от пациента, следя за состоянием Николая. Они все понимали, что положение у него критическое. Привязанный к медицинской кушетке, космонавт дергался и трясся, а время от времени принимался молотить руками и ногами с такой силой, что Эмма боялась за сохранность его костей. Он походил на боксера, которого безжалостно избили на ринге. Подкожные эмфиземы раздули мягкие ткани лица, веки опухли так, что Николай не мог открыть глаза. Сквозь узкие щели между веками было видно, что его глаза приобрели демонический ярко-красный оттенок.
Эмма не знала, способен ли Николай слышать и понимать ее, поэтому боялась произносить вслух то, о чем думала. Она жестом попросила остальных членов экипажа покинуть российский рабочий модуль. Астронавты снова встретились в жилом модуле, там Николай не мог их слышать, и они смогли без опаски снять защитные очки и маски.
— Хьюстон должен разрешить нам эвакуацию, — проговорила Эмма, — иначе он умрет.
— Они понимают ситуацию, — сказал Григгс. — Но не могут разрешить эвакуацию до тех пор, пока ее не разрешит Белый дом.
— Значит, мы будем болтаться тут и заболевать один за другим? — возмутился Лютер. — Может, нам просто перейти в КАС и отчалить? Что они будут делать? Собьют нас?
— Могут, — спокойно ответила Диана.
Это справедливое замечание заставило всех замолчать. Любой астронавт, хоть раз побывавший на борту шаттла и переживший процедуру обратного отсчета, знал, что в бункере Космического центра имени Кеннеди сидит команда офицеров военно-воздушных сил, единственная задача которых — взорвать шаттл и сжечь экипаж дотла. Стоит только управлению дать сбой во время запуска, стоит только шаттлу повернуть в сторону населенной области, и офицеры службы безопасности тут же нажмут на кнопки и приведут в действие систему подрыва корабля. Эти офицеры знакомы со всеми членами экипажа. Возможно, даже видели
Они почти наверняка уничтожат КАС, если им прикажут. Когда сталкиваешься с призраком новой эпидемии, жизни пяти астронавтов кажутся ничтожной жертвой.
— Готов поспорить, они дадут нам приземлиться, — возразил Лютер. — А что? Мы вчетвером пока здоровы. И ничем не заразились.
— Но контактировали с заразой, — сказала Диана. — Мы дышали тем же воздухом, жили в одном и том же помещении. Лютер, вы с Николаем вместе спали в том шлюзе.
— Но я в полном порядке.
— Я тоже. И Григгс и Уотсон. Но если это инфекция, возможно, у нас идет инкубационный период.
— Поэтому нужно исполнять приказы, — заметил Григгс. — Мы остаемся здесь.
Лютер повернулся к Эмме.
— Ты согласна со всей этой мученической чушью?
— Нет, — ответила она. — Я — против.
Григгс посмотрел на нее с удивлением.
— Уотсон!
— Я думаю не о себе, — продолжила Эмма. — Я думаю о пациенте. Николай не может говорить, поэтому вместо него скажу я. Необходимо отправить его в больницу, Григгс.
— Ты же слышала, что сказал Хьюстон.
— Я слышала, что у них там бардак. Приказ об эвакуации сначала отдали, а потом отменили. Сначала они говорят, что это вирус Марбурга. Затем — что это вовсе не вирус, а какой-то новый организм, состряпанный биотеррористами. Я не пойму, что происходит там внизу. Единственное, что я знаю, так это то, что мой пациент… — Она вдруг понизила голос. — Умирает, — тихо добавила она. — Моя первоочередная задача — сохранить ему жизнь.
— А моя задача — быть командиром станции, — сказал Григгс. — И я вынужден верить распоряжениям Хьюстона. Они бы не стали подвергать нас опасности, если бы ситуация не была настолько серьезной.
Эмма не могла не согласиться. Центр управления полетом был укомплектован людьми, которых она знала и которым доверяла. «И Джек там», — вспомнила она. Ему она доверяла больше остальных.
— Похоже, нам что-то прислали с Земли, — сообщила Диана, глядя на монитор компьютера. — Это для Уотсон.
Эмма скользнула через модуль, чтобы прочитать сообщение, высветившееся на экране. Письмо из отдела бионаук НАСА.
«Доктор Уотсон,
полагаем, вы поняли, с чем вам пришлось столкнуться, с чем пришлось столкнуться всем нам. Это анализ ДНК организма, которым заразился Кеничи Хираи».
Эмма кликнула по вложению.
Ей потребовалось всего лишь мгновение, чтобы оценить нуклеотидную последовательность, которая появилась на экране. И еще несколько минут, чтобы поверить в то, что она увидела.
В одной хромосоме содержались гены трех разных видов. Леопардовой лягушки, мыши и человека.
— Что это за организм? — поинтересовалась Диана.
— Новая форма жизни, — тихо ответила Эмма.
Чудовище Франкенштейна. Злая гримаса природы. Эмма вдруг сосредоточилась на слове «мышь» и подумала: «Мыши. Они заболели первыми». Полторы недели они умирали, не переставая. Последний раз, проверяя клетку, она увидела, что в живых оставалась только одна мышь, самка.
Она выплыла из жилого модуля и направилась дальше, в ту часть станции, где был дефицит питания.