Химеры пустошей
Шрифт:
Ректор задумчиво пробежал глазами ту, которая была «старше». Затем — вторую. Поднял на Мара взгляд.
— Прямо таки образцовый донос. Я бы сказал, не письмо, а исторический документ. Итак…
— Итак, Изер занимался некими тайными изысканиями. В том числе — в Академии. Это сочли еще одним доказательством его участия в заговоре против Великого Сюзерена Радужного Чертога. Приводя в качестве аргумента то, что в тот же период Академию и циркус Скальда посещали другие заговорщики. Вероятно, здесь проходили их тайные встречи. Звучит убедительно. Чертовски убедительно.
Мар
— За каким демоном ему вообще понадобилось влезать в этот заговор? Неужели власти захотелось?
— С приходом Тедора в Водопадный многое изменилось. И не в лучшую сторону, я то хорошо помню то время. Не могу сказать, что политика Изера мне была близка. Однако это все же лучше, чем то, что творит твой двоюродный дядька. Ладно. Иди.
— Я заберу?
Надар протянул записки обратно, и подумал, что кажется, за все последние годы молодой Шторм впервые заинтересовался хоть чем-то связанным с жизнью драконьих Чертогов.
Ну что же. Погибшая девушка искала его, не кого-то другого. Вероятно, искала, чтобы убить. Это должно было хоть немного вывести парня из равновесия.
Хотя, на что она надеялась — вопрос. Мар сильный маг. Вероятно, даже в Чертогах с ним мало, кто смог бы соперничать. Другое дело, что им в Чертогах и не получится с ним соперничать — сложные кровные узы не дадут.
***
Анна потом долго будет вспоминать этот голос — голос патанатома из следственной группы. Он быстро хрипловато диктовал, секретарь — или как называется эта должность? — записывал. Тоже быстро, профессионально.
Анна покойников не боялась, относилась к ним, как и должно относиться к функциональному, но не слишком удобному в эксплуатации предмету. В конце концов, труп — это лишь основа для формирования памяти образа. Ничего мистического или тем более инфернального в покойниках нет.
А сама память образа — это немного другое. Это накопленный жизненный опыт, эмоции, это все виды памяти, особенности речи и привычки. Это когда задаешь вопрос и кажется, что отвечает на него сам человек, как есть. Только он есть крайне недолго и отдельно от тела.
Именно потому турниры мертвяков и запрещали несколько раз. Если память образа слишком сильна, завязана на теле, то и образ получается совершенно такой же, как будто мертвец получает минуты заемной жизни. И он в этом случае прекрасно понимает и то, что он мертвец, и то, что вернули его ненадолго, на потеху публике.
Конечно, такая сущность не пойдет сражаться за кубок Академии.
И именно поэтому студенты просто-таки охотятся за «истинными» вещами — оружием, которым некоторое время владел сильный воин, его же одеждой или обувью. Такие предметы несут не полный образ, а только самую нужную для боя его часть — память о сражениях, ярости, цели. А один раз в турнире победил образ, выстроенный вокруг ядовитого когтя виверны, превращенного в нож. Студент-победитель уверял, что нож ритуальный, все кивали, но мало кто верил.
Сегодня было иначе. Смерть девочки из драконьего чертога казалась ошибкой, которую можно исправить, нужно исправить. Даже точно
Анна слушала бесстрастно-отстраненный голос и соглашалась со всем, что говорит пришлый врач. Да, они тоже обратили внимание на ссадины на кистях и запястьях, на босые сбитые стопы и обширные, возрастом не меньше трех дней, гематомы…
Сознание пытались сбежать от происходящего, куда угодно, хоть в воспоминания о некромантских турнирах. Но голос сбежать не давал.
Это глупо и непрофессионально — так отстраняться. Анна считала себя пусть непризнанным, но профессионалом. Да, практики в Менгирах для нее закрыты, но какая разница, если она спасает людей? Спасала. До вчерашней ночи.
Вчера все тоже шло, как надо. Провала не должно было быть!
Только что патологоанатом из Менгиров, сутулый, серьезный и пожилой, подтвердил: все швы наложены правильно, кровотечение было остановлено. Никаких предпосылок, никаких причин для внезапной остановки сердца.
Тем обиднее провал.
…Следователь на этой малоприятной процедуре предпочел не присутствовать, занявшись делами более срочными, например, осмотром места, где девушку нашли.
Вообще, людей присутствовало немного, сам патологоанатом, секретарь. В качестве независимого представителя чертогов — Шторм. Шторм выглядел собранным и задумчивым, по нему и не скажешь, что выспаться не удалось. От циркуса наблюдателем был тот самый следственный секретарь, от Академии — доктор Лиза Чайка.
Врач осмотрел голову, подробно остановившись на старом шраме на затылке, возникшем еще в детстве, должно быть, ему несколько лет. Подробно объяснил положение и форму шрама. Секретарь все записал.
И в этот момент что-то изменилось в комнате, Анна сразу это почувствовала — как зарождение неотвратимого и жуткого «нечто». Холодком между лопаток, «гусиной кожей». Так происходит внезапный всплеск магии, когда неловкий юный некромант учится работать с накопителем. Это потеря канала, неслышный белый шум, то незримое, что магией и привыкли люди называть, но неоформленное, потерянное, пустое.
Правда, в этот раз «всплеск» словно поймали за хвост, заставили утихнуть. Анна быстро, из-под ресниц, взглянула на Мара: из присутствующих магами являлись только они двое, остальные выдать всплеск неспособны, а за себя она готова была поручиться…
Шторм каким-то чудом почувствовал ее взгляд и тоже посмотрел на нее. Надо же, а драконы, оказывается, тоже бывают потрясенными и растерянными!
Впрочем, он быстро провел ладонями по лицу, словно стирая «компрометирующее» выражение, и едва заметно качнул головой — потом.
«Потом, — поняла Анна, — когда все уйдут». Когда это закончится, и все уйдут.
Раньше она не думала, что вскрытие — этот рабочий, почти рутинный процесс может оказаться таким долгим и тяжелым.
Почти сразу стало понятно, что у девочки было много небольших, не требующих лечения в стационаре, но все же заметных травм, как в давнем прошлом, так и совсем свежих.