Химеры

Стригин Андрей Николаевич

— Просто, он не лентяй, — поучительно говорю я.

— Кто у нас ленится? — на пороге показывается Лада, прекрасная со сна — удивительное качество не каждой женщины, после ночи, выглядеть еще более обворожительно. Невольно залюбовался, взгляд скользнул сверху вниз и вновь взлетел к её огромным, как бездонные озёра, глазам. Лада насмешливо фыркнула: — Нам действительно пора, папа твой точно выздоровел.

Ярик попытался получить поддержку у братьев, но те лишь развели руками: — Извиняй брат, но без образования будешь как те лодыри,

которых нужно постоянно подгонять, — указали они на вылезающих из шалаша хмурых, грязных парней, что раньше считали себя элитой общества, которые присасываются как пиявки к таким как Миша Шаляпин, постепенно заражая хозяев своей деградацией, низвергая их на свой уровень. Опасные они люди, не место им в нашем мире — мелькнула правильная мысль.

— Толк от них есть? — глянул я на братьев.

— Никакого. Лишь развращают своим видом и ничего не деланьем других.

— Гоните их отсюда.

Храповы кивнули, в глазах промелькнуло понимание. Как говорится, «на войне как на войне», врагов надо уничтожать.

Один из их команды, я сразу узнал его, это толстопузый «весельчак» в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками. Правда от его весёлости и следа не осталось, белая панама превратилась в лохмотья, некоторую часть значков и медалек растерял, увидел меня, скоренько семенит в мою сторону.

Он приблизился, пахнуло давно немытым телом. Поморщился, уже давно успел отвыкнуть от таких запахов, в Граде Растиславле у нас прижился культ чистоты.

— Товарищ князь! Тьфу, извините, господин Никита Васильевич! Нас притесняют! Нас гнобят! Эти товарищи, тьфу, господа, издеваются! Заставляют камни таскать, а сами на тренажёрах качаются и с бабами заигрывают.

— Так уж и с бабами! — силюсь скрыть омерзение к этому мелкому человечку, но моё лицо непроизвольно кривится под его бегающими глазёнками, зло сверкающими из жирных складок лица.

— А ещё они Вована акулам скормили, для нас невосполнимая утрата, он был лучше любой женщины!

Вспомнил типа с масляными глазами, с голубизной во взоре, передёрнулся от отвращения. Я никогда не понимал и не приветствовал ни «голубых», ни «розовых», бог создал мужчину и женщину для продолжения рода, а не для утех своего уда. Словно из пространства выплыло воспоминание, теперь я не сомневаюсь, голоса Бога: «… и двуполы они, и могут быть женой, аки мужем».

— Ты тоже гомик? — усилием воли сдерживая тошноту, спрашиваю я.

— Некрасивое слово, — тупит глаза «весельчак», — да, я нетрадиционной ориентации и этим горжусь. А вы что, против общепризнанных европейских ценностей?

— У нас не Европа, — усмехаюсь я. Мне гадостно на душе, словно её поливают мерзко пахнувшим дерьмом, как это неестественно в чистом мире, такое ощущение, будто нагадили на клумбе из роз, вспыхивает острое желание смыть всю эту гадость в унитаз.

«Весельчак» не понимает моего состояния души: — Простите, — гнусно выводит он, — а вы, какой ориентации?

— Мужской, —

я в раздражении сплёвываю на пол, мне смертельно надоело говорить с этим типом.

Братья смеются, у них иммунитет от такого дерьма, привыкли принимать радикальные меры.

— Как вы их до сих пор терпите? — удивляюсь я, с укором смотрю на братьев.

— Простите, не понял, так вы какой ориентации? — не унимается «весельчак».

— Пошёл от сюда! — не сдерживаюсь я.

— Что вы сказали? Вам нельзя так общаться с народом! Противный!! — в сердцах выкрикивает «весельчак», глазёнки ещё быстрее забегали, на лице появляются жирные капли пота.

— Сегодня же, вон из города, куда угодно, но, чтоб вас всех здесь не было. Если не уйдут, в море их, на корм рыбам.

— Это не демократично, у всех должна быть свобода выбора! — «весельчак» неожиданно со страху мочится в штаны.

— У вас выбор есть всегда, первобытный лес или акулы, — зловеще говорю я.

Вот как бывает, думаю я, кто-то чувствует себя в новом мире как в раю, а для кого-то он стал адом.

Братья Храповы незамедлительно подзывают к себе пару крепких мужчин, дают указания по поводу этой «ошибки природы». Слышатся возмущённые вопли, угрозы, затем всё переходит в обычный скулёж.

Лада гадливо морщится, сын заглядывает мне в глаза, в них понимание — какой светлый у него взгляд, будет настоящим мужчиной! С нежностью обнимаю Ладу и сына.

Напоследок купаемся в море, затем заходим к Игнату попрощаться. Он целует в макушку Ярика, обнимает мою жену, что-то не членораздельное буркает в мою сторону, сурово приказывает Надежде собрать нам, что-нибудь в дорогу. Благодарю, протягиваю ладонь для рукопожатия, но он, словно не замечает моего жеста, чешу себе затылок, никак не могу понять своего дядю.

В Град Растиславль идём с командой подводных охотников. Заодно помогаем нести их трофеи. Катерина в своём репертуаре, набили рыбы столько, что унести не могут. Ярик вертится у огромной белуги, её несут шесть человек. Рыбина тускло блестит на солнце, распространяя свежий рыбий запах. Из её живота выскальзывают чёрные икринки и как бусинки падают на землю, непроизвольно глотаю слюну. Лада, так же косится на белугу, в глазах тоска, вероятно, грезит о бутерброде с чёрной икрой. Катерина перехватывает наши взгляды, смеётся: — Завтра пришлите Ярика, отсыплю килограммов пять.

Наконец-то я дома, стоим у озера Лады, смотрим на город, в нём кипит жизнь. Не умолкая, стучат молотки, с грохотом падают брёвна, слышится смех, кого-то кроют матом, кого-то подбадривают. Развалин уже нет, виднеются добротные крыши. Из многих труб вьётся дым, а из загонов доносится рёв буйволов и фырканье гигантских оленей, визг диких свиней, громыхают тяжёлые повозки, пахнет свежим сеном, цветущими деревьями, дымом и водой, малышня ловит раков, чуть в отдалении женщины полощут бельё, с неуклюжих плотов мужчины бьют острогами рыбу.