Хирург на районе (Записки районного хирурга)
Шрифт:
— Смотри, Лида! Ты вот за него хлопочешь, а как думаешь, случись что, он не сбежит от тебя?
— А и не знаю, и знать не хочу: сейчас-то он мой! — выпалила девушка.
После старого Нового года в отделении появился Минусинский. Теребя в руках шапку, он попросил простить его и принять на работу.
— Петя, хоть ты, конечно, и гад, но Лидочку жалко, любит тебя стервеца. Вот ради нее и берем! Пойдешь на прием, вместо Ветрова, а Юру я перемещаю на отделение, будет старшим ординатором. Я с главным врачом разговаривал, он тебя возьмет, но с двумя
— С какими? — с дрожью в голосе спросил Минусинский.
— Первое: испытательный срок — полгода. Если хоть одно замечание будет, то увольняем без всякого объяснения. И второе, если ты, поганец, хоть копейку с кого возьмешь, то все, пеняй на себя! Ясно!
— Да, ясно!
— И еще одно условие, уже мое. Если ты, Петя, хоть один донос на меня главному настрочишь, то в тот же день отсюда вылетишь! Усек?
— Усек, — еле слышно прошептал кляузник.
На приеме Петя показал себя хорошим доктором, больных не обижал, и те ему даже написали несколько благодарностей в специальный журнал. Через три месяца я начал иногда брать Минусинского ассистентом на свои операции, но особо его этим не баловал. Потом разрешил ему дежурить с правом выполнения небольших операций. Но объемных вмешательств хирург Минусинский в нашей больнице больше не выполнял. Со временем он стал улыбаться и распрямил спину, но никогда не забывал своего места. Лидочка радовалась.
Но как говорится, горбатого могила исправит. Не прошло и года, как Петя снова с кого-то «снял» деньги. До скандала не дошло, он написал заявление и уволился по-тихому. Подробностей я не знаю — был в это время в очередной командировке в N-ске.
Когда я вернулся назад, Пети уже и след простыл. Поговаривали, что он сошелся со своей прежней женой. Сплетни я не любил, поэтому просто порадовался, что Вольдемарыча с нами больше нет. Лидочку только жалко, очень уж она по нему рыдала, полгода забыть не могла мерзавца.
Видал я и людей, давно живущих вместе и вполне счастливых и делавших странное, как они сами считали, от великой любви. Судите сами.
Молодой армянин, инженер, просит именно меня осмотреть его жену. Смотрю. Красивая полногрудая девушка с прекрасными черными волосами, рассыпавшимися по ее изящным плечам, и печальными глазами, в которых читается боль.
— Доктор, вот моя жена, но она пока по-русски не говорит, я ее только две недели назад из Армении привез, — объясняет мужчина.
— Тебя как звать?
— Меня Ашот, а ее Мегрануш, что значит «сладкая как мед».
— Ну и что, Ашот, с твоей Мегрануш случилось?
— Месяц назад родила сына, все нормально было. Я сам здесь живу, у дяди свой колбасный завод, и я там главным инженером работаю. Ну, решил и жену, и сына к себе забрать.
— Не рановато?
— Не знаю, я ее люблю! Скучаю без нее! Вот и привез, мы же на самолете, не на поезде!
— Понятно, суть проблемы в чем?
— Дней десять назад у Мегрануш заболела правая грудь. Мы к детскому врачу сходили, она сказала молоко сцеживать и этой грудью не кормить,
— Именно ко мне?
— Ну да, так и сказала: если что, идите к хирургу Правдину! — Он что-то добавил по-армянски своей жене, та покраснела и стала снимать платье. — Она стесняется, — пояснил Ашот.
Раздевшись, красавица руками прикрыла груди. Я знаками попросил ее завести руки за голову, муж продублировал мою просьбу на армянском языке. Картина оказалась неприглядной: у Мегрануш было гнойное расплавление правой молочной железы, именуемое маститом.
Кормящие часто страдают маститом. А у Мегрануш была самая сложная форма воспаления — ретромаммарный послеродовый мастит; гнойник был расположен за молочной железой. При такой форме заболевания воспаление может расплавить переднюю грудную стенку, попасть в плевральную полость и осложниться гнойным плевритом. Необходимо было срочно прооперировать женщину.
— Ашот, а температура была? — уточнил я.
— Да, была! Три дня до 40 градусов поднимается.
— У твоей жены серьезное заболевание молочной железы, гной там скопился. Необходимо немедленно оперировать. Пила, ела давно?
— Утром чаю попила, с час назад, а что?
— Надо чтобы от последнего приема пищи до операции прошло не менее трех часов. Два часа подождите, или здесь, или домой пока съездите.
— Так, а зачем ждать? — не совсем понял Ашот. — Сейчас сразу нельзя?
— Нет, дадут наркоз, может возникнуть рвота, пища попадет в трахею, начнется воспаление легких.
— Слушай, какой наркоз, а?
— Обыкновенный, общий.
— Не надо наркоз, так делай, под местным, она потерпит, — предложил любящий муж.
— Ашот, под местной анестезией вряд ли получиться, гнойник за грудью расположен, сзади! Понимаешь?
— Понимаю, и в чем проблема?
— Да не делают такие операции под местной анестезией! У нее груди большие, нужно хорошую ревизию сделать, чтоб затеков гнойных не оставить.
— А где делают?
— Я не понял, Ашот, ты же инженер, человек с высшим образованием, а ведешь себя как дикарь!
— Почему как дикарь?
— Да потому что от наркоза отказываешься! Дадим маску, прооперирую, пять минут — и все готово!
— Нет, доктор! Или под местной, или никак!
— Ашот, я смотрю, ты свою жену совсем не любишь, не жалеешь. Это ведь такая боль! Я только осмотрел, а она уже чуть не плачет!
— Ничего, потерпит! Я рядом буду стоять, при мне кричать не посмеет!
— Да почему ты не хочешь, чтобы мы ее под наркозом оперировали?
— Наркоз — это очень опасно, у меня брат троюродный помер от него!
— Так от новокаина быстрее можно помереть, его при таком диагнозе не менее пол-литра надо!
— Нет! — заупрямился армянин. — Под наркозом не дам!
Уехал Ашот, увез сладкую как мед Мегрануш искать хирурга, готового под местной анестезией избавить красавицу от ретроммарного мастита. А разыскал или нет — не ведаю, к нам больше не заглядывал.