Хирург возвращается
Шрифт:
— Вы мне опять угрожаете? — широко раздувает ноздри заведующая.
— Я вас предупреждаю. Хотите вы этого или нет, нам какое-то время предстоит работать вместе. Я предлагаю работать плодотворно, без нервотрепки и взаимных обид. Второе! Я не желаю больше слышать, как вы наносите оскорбления своим подчиненным. Надеюсь, вы меня услышали?
— Доктор, а что вы себе позволяете? Кто вам дал право мне читать нотации? Да, я периферийный доктор, не чета вам, городским! — при этих словах Васильева гордо выпрямляется. — Это вы там, у себя в Питере, привыкли на нас смотреть свысока, а я не позволю….
— Зинаида
— Зачем вы меня сейчас унижаете? — Мадам Васильева в упор смотрит на меня. — Вам это доставляет удовольствие — мучить слабую женщину?
— Любезная Зинаида Карповна, у меня и в мыслях не было вас обидеть. Не нужно сгущать краски, у вас это весьма скверно получается.
— Нет, вы меня унизили! — упрямо трясет она плохо причесанной головой.
— Довольно! — Я поднимаю руки в примирительном жесте. — Мы с вами разумные, взрослые люди и прекрасно друг друга поняли. Не стройте из себя жертву! В-третьих, я такой же врач, как и вы. Не надо мне затыкать рот, да еще при персонале, тем более когда я говорю по делу. На кой ляд вы отправили эту несчастную женщину с развивающейся гангреной ноги в Петрозаводск? Вам же хорошо известно, что ее отправят назад!
— Отправят. Но это — ее инициатива! Она думает, что сосудистые хирурги ей помогут. Я не имею права лишить ее последней надежды!
— Но можно же было мне это объяснить, а не выставлять при всех идиотом?
— Что еще вас не устраивает? — проигнорировав этот вопрос, спрашивает Зинаида Карповна.
— Еще — не мешать мне нормально работать! Уясните, что я вам не враг, а приехал для того, чтоб помочь вам: ведь я работаю в таком месте, куда со всей страны стекаются доктора, чтоб узнать что-то новое в хирургии. Только на нашем отделении базируется три хирургических кафедры от разных вузов, в том числе медицинской академии постдипломного образования.
— Ну вот, вы опять козыряете тем, что из Питера, — грустно замечает обмякшая заведующая.
— Не козыряю, а объясняю, что не надо мне вставлять палки в колеса! Вам, можно сказать, повезло: люди к нам едут, а я к вам прибыл. Обмен опытом, так сказать.
— Дмитрий Андреевич, а не много ли вы на себя берете? — снова прищуривается Зинаида Карповна. — Этакий отец-благодетель выискался! Смотрите, мол, на него: приехал нас поучить, как нам правильно работать, — так что ли, по-вашему, выходит?
— Примерно так, — улыбаюсь я. — Не обижайтесь, но у вас очень много ошибок в работе…
— Приведите хоть один пример! — подбоченивается заведующая.
— Да пожалуйста! Вы не смотрите больных после операции в палатах, — загибаю пальцы, — не наблюдаете их в реанимации, и уж совсем никуда не годится, что вы не контролируете их состояние в выходные дни, — я поднимаю три загнутых пальца. — Продолжать?
— Минуточку! —
— А чем вы это докажете?
— Как это чем? Все видят, что я и после операции, и перед уходом домой всегда смотрю пациентов. Причем, заметьте, всех! Не только своих!
— А почему в истории болезни об этом нет ни одной записи? Вот я, третье лицо, пришел проверять, будем считать, якобы жалобу на работу вашего отделения. Беру историю болезни, а там только одни записи анестезиолога. Хирург черкнул пару строчек и протокол операции. Как это понимать?
— Вы что, эксперт? — сердито смотрит она на меня. — У нас так не принято. Мы пишем раз в два дня!
— Интересно получается: во всей стране пишут через два часа после операции, затем три раза в день, причем пишет оперирующий хирург, а если больной тяжелый, то и чаще. А у вас только анестезиолог этим занимается. Странно! Вот вы вчера сколько раз смотрели больных в реанимации?
— Раза три, — неуверенно говорит заведующая. — А что?
— А по мне — так ни разу! Там кроме меня и дежурного реаниматолога никто больше не отметился. Вы можете хоть двадцать раз смотреть, но если нет записи, то и нет осмотра. Через полгода на вас жалобу накатают, прокурор затребует историю болезни из архива, и что? Судя по дневникам, хирурги не утруждались осмотрами, а обязаны были наблюдать больного!
— Вы меня учить вздумали? Я тридцать лет в хирургии! На меня ни одной жалобы еще не поступило!
— Ну и слава богу. А где гарантия, что на тридцать первом году не найдется какой-нибудь кляузник и не напишет? Народ нынче ушлый пошел, телевизор все смотрят, а там открытым текстом учат, как на врачей грамотно наябедничать, да еще и подзаработать на этом.
— Я не смотрю телевизор, а тем более всякие вздорные передачи.
— Замечательно! И не смотрите, чтоб лишний раз не расстраиваться. А если вы должным образом оформите всю медицинскую документацию, то и претензий к вам поубавится. Допускаю, что даже к идеальной истории болезни при желании можно придраться: хоть малюсенький изъян, да обязательно отыщется! Но если все сделано правильно, в соответствии с установленными требованиями, погрешности сведутся к минимуму. А тут у вас, простите, страна непуганых идиотов. Мы в Питере из судов не вылезаем, там к каждой букве прикапываются, а у вас на страницах конь не валялся. Если кто-то подаст в суд, то наверняка процесс выиграет! Без штанов останетесь в лучшем случае!
— Не переживайте, не подаст. У нас не такой народ, как в городе!
— И на старуху бывает проруха! Я же лучше вас эти вопросы знаю, так как с этим часто сталкиваюсь.
— Что, по судам затаскали? — язвит Зинаида Карповна.
— Нет, тьфу-тьфу-тьфу, пока ни разу. Нас учат предохраняться. Но есть врачи, которых таскают — в основном те, кто проигнорировал правила.
— Ладно. С историями вы, может, и правы. Что еще вас не устаивает?
— Да не может, а прав, как ни крути! Далее, я вам уже указал на дренажи. Нельзя их по столько дней держать! Перестало отделяемое бежать — и убрать их! Потом…