Хирург возвращается
Шрифт:
— О медленном росте опухоли, скорее всего, — восторженно отвечает Иван Ильич, как зачарованный глядя на мелькающий у самого лба блестящий нож.
— Верно! — соглашается патологоанатом и вновь описывает опасную дугу вблизи самого кончика носа хирурга. — И не скорей всего, а так точно!
— Ефимыч, вы так нашего заведующего порешите! — кричит ему Григорий, входя в комнату. — Шибко не машите вашим ножичком!
— Ой, извините! — краснеет патологоанатом, убирая нож в раковину. — Увлекся, знаете!
— Да мы видим! — поддерживаю я. — Однако не пора ли нам закругляться?
— Ну, братцы, — Ефимыч делает вид, что глубоко
— Как это? — напрягается Григорий. — Поясните, пожалуйста!
— Нет, вы, батенька, не так меня поняли! — усмехается Ефимыч. — Вчера или неделю назад его уже, разумеется, спасти было нельзя, а вот с полгода тому… — Он многозначительно поднимает указательный палец. — Пожалуй, надо было попытаться! Вот подойдите сюда, я вам что-то покажу! — Он придвигается к тому, что еще вчера было Вальтером. — Гляньте на это!
Вновь следуют пространные разъяснения по части онкологии и краткий экскурс в патологическую анатомию. Я уже плохо соображаю, что происходит, и откровенно скучаю. Я уже почти не слушаю то, что говорит Ефимыч, а с интересом рассматриваю колченогий стул, приютившийся у стола, — явно старинный, возможно, еще дореволюционной работы. Прекрасно сохранившийся экземпляр с резной ореховой спинкой, даже лак местами не весь отстал. Любопытно, как он сюда попал?
— Дмитрий Андреевич, вам какой-то стул интересней, чем судьба вашего бывшего пациента? — Язвительный голос патологоанатома прерывает мое увлекательное наблюдение.
— Нет, от чего же? Мне все очень интересно! Только, простите, то, что вы нам рассказываете, бедняге Вальтеру уже не поможет!
— Ему не поможет, — морщится Ефимыч, словно от зубной боли, — это точно! Зато поможет, возможно, другим пациентам! Если бы еще полгода назад убрали эту опухоль под челюстью, а я больше чем уверен, она тогда была операбельной, ваш Вальтер жил бы еще и жил! Нужно учиться на чужих ошибках, а не допускать своих!
— С чего вы вдруг решили, что его можно было спасти? — неожиданно брякаю я, не подумав о последствиях.
— Молодой человек, — багровеет патологоанатом, — я полчаса распинаюсь об этом, а вы все стулом любуетесь вместо того, чтобы слушать!
— Простите, Анатолий Ефимович, — а вот и мой черед проявить характер, — но вы сейчас, мягко сказать, не правы!
— Я? Потрудитесь объяснить, почему? — выпячивает впалую грудь патологоанатом.
— Потому, уважаемый Анатолий Ефимович, что я всего лишь обычный общий хирург. Никто, слышите, никто бы мне не позволил оперировать онкологического больного в плановом порядке, да еще на такой сложной анатомической области, как шея. Вы же прекрасно знаете, что этим у нас занимаются только специализированные учреждения, онкодиспансеры, а они уже тогда отказали ему в радикальной операции. Не знаю, по какой причине, но отказали. Поэтому лекцию об ошибках нужно им читать, а не нам. Мне ясно одно: Вальтера можно было спасти, но тот, кто должен был это сделать, не стал себя утруждать. Так?
— Да, вы правы! — опускает голову Ефимыч. — Как ни прискорбно, но правда на вашей стороне. Извините, что отнял у вас столько времени. Вашей вины в смерти данного пациента нет! Он скончался от прогрессирующего рака, осложнившегося кровотечением. В данной ситуации человеку хирургическим путем
— Ну вот, Дмитрий Андреевич, обидели хорошего человека! — вздыхает Иван Ильич, когда мы выходим из морга и направляемся в сторону больничного корпуса.
— Не думаю! — резко отвечаю я. — Если он умный человек, то поймет, что не прав. К чему нам эти его лекции? Для общего развития, не более того. Мы общие хирурги, и у нас другие цели.
— Цель у всех одна: спасти человека! — сухо возражает доктор Макаров.
— Иван Ильич, я согласен, что цель у нас одна, но методы разные! Мы не можем объять необъятное! Не нужно заниматься плановой онкологией — да нам никто и не позволит заниматься не своим делом! Да, в этой ситуации, возможно, онкологи прошляпили ту стадию рака, когда Вальтера еще можно было радикально прооперировать. Но это не значит, что мы должны выполнять за них онкологические операции у себя в ЦРБ. Мы в Питере такого себе не позволяем! И к тому же лечение онкологических больных не сводится к одной лишь операции, оно комбинированное: подключают и химиотерапию, и облучение. Для того и создавались онкоцентры — чтобы комплексно лечить таких пациентов.
— Вот Вальтера уже долечили! — зло бросает Иван Ильич.
— Согласен, с ним нехорошо получилось! Но не надо по одному случаю судить обо всех онкологах сразу! Мы тоже далеко не безгрешны, у нас и своих промахов хватает. Так что не будем обсуждать других специалистов. А выводы сделать надо!
— Какие? — морщится заведующий.
— Быть настойчивей! Если есть какие-то сомнения по поводу лечения пациента, которого направили в онкодиспансер, то, возможно, имеет смысл связаться с онкологами и обсудить конкретного человека. Высказать соображения по поводу его лечения, выслушать их доводы! Лечащий врач не поймет — есть заведующий отделением, главврач, главный онколог региона, наконец! Вот так надо делать! А не говорить, что, мол, угробили бедолагу Вальтера. Если Ефимыч утверждает, что еще полгода назад его можно было спасти, то, наверное, так и было на самом деле. Если патологоанатом видит это сейчас, почему вы не видели тогда?
— Все, Дмитрий Андреевич, хватит ругаться! — машет руками Иван Ильич, — нам все ясно. Сделаем надлежащие выводы! Вам завтра уезжать, поэтому перед дорогой не станем портить друг другу нервы, пусть отношения между нами останутся хорошими.
— Согласен! — киваю я. — Только я не завтра уезжаю, а послезавтра!
— Как так?
— Завтра мой последний официальный рабочий день, а поезд в два часа дня послезавтра! Поэтому мне бы хотелось как-то это дело отметить… Вы не против?
— Мы? — Хирурги переглядываются между собой. — Мы только «за» двумя руками!
Глава 22
Вот и мой последний рабочий день в качестве хирурга карельской ЦРБ. Я решил, что сегодня, в конце рабочего дня, всем объявлю, что возвращаться в Карельск не стану. Но вначале нужно закупить деликатесов и накрыть прощальный стол. Накануне я договорился с Григорием, что сразу после утренней пятиминутки съездим на его машине в местный супермаркет и закупим все необходимое.
Однако все сразу идет наперекосяк, не по намеченному плану. После утренней планерки Иван Ильич просит меня спуститься с ним в приемный покой и осмотреть не совсем ясного, с его точки зрения, больного. Как откажешь?