Хирургическое вмешательство
Шрифт:
Надя быстро закивала, расширив глаза.
– Скажете, что вас не пустили в двери, - продолжала Воронецкая. – Вы поняли?
– Да… да, конечно! – горячо сказала Надя.
Губы Вороны сжались в ниточку. Даниль выгнул бровь. Надя понимала, какой великий подарок достался ей только что, и крепло, крепло в ее душе яростное нежелание делиться. Это была часть человеческой природы, Алиса понимала Надю и ничуть не осуждала ее, больше того, сама приказывала ей молчать, чтобы избегнуть проблем, и все-таки…
– Чем хуже вы будете относиться к окружающим, тем быстрее ваша карма
Та аккуратно поставила на стол полную чашку.
– Алиса Викторовна, - сказала, словно не могла упустить шанса еще раз повторить имя-заклятие перед его носительницей. – Вам спасибо от всего сердца! Ох… - она внезапно потупилась, - подарочка-то я не при…
– Идите, Надя.
– Спасибо, Алиса Викторовна! Храни вас Господь!
Она, торопясь, скрылась за дверью; оба кармахирурга, доктор и аспирант, некоторое время молчали, не глядя друг на друга. Наконец, Ворона тяжело вздохнула и сказала:
– И так всегда.
– Как?
Ворона беспомощно моргнула и подняла брови жалобным домиком.
– Увижу кого-нибудь такого и ввяжусь в историю. Но я не могла ее оставить, Даниль! – точно оправдываясь, воскликнула она внезапно, - ты же сам видел, какой там был ужас!
Сергиевский открыл рот, желая как-нибудь ободрить растерянную Алису Викторовну, но та уже пришла в себя и говорила, как всегда, очень быстро – слова не вставишь.
– Эрик Юрьевич бы сказал, что у нас тут не НииЧаВо, счастьем человеческим никто не занимается – и все, вопрос исчерпан, а я вот…
– А у нас вы занимаетесь, - вставил Даниль, расплывшись в улыбке: щебечущая Ворона его умиляла.
Воронецкая грустно засмеялась.
– Меня разжалобить легко, - сказала она, - вот и все, а толку-то? Одна такая вот пришла, я перепугалась, тебя схватила, срочную операцию… а их десятки тысяч! И новые все время заболевают! И перерождаются с этим!.. И непонятно, что делать, даже кто делать должен – непонятно. Вот проблема-то из проблем – кто должен, если никто не должен…
Она была тетка суматошная и часто из-за чего-нибудь впадала в ужас, а тогда начинала говорить вдвое быстрее, чем обычно, суетиться и паниковать. Даниль ловил себя на желании сгрести ее в охапку, прижать к себе и побаюкать – чтобы перестала тараторить, хлопать глазищами, успокоилась. Ворона годилась ему в матери; он бы рад был считать свои к ней чувства сыновними, но Алиса казалась такой маленькой, хрупкой, нежной и бестолковой… да и выглядела, откровенно говоря, даже не на тридцать. Странная женщина. Пересоздавая тело, легче легкого исправить его недостатки – хотя бы искривленный позвоночник, хотя бы неодинаково вычерченные брови! – но она ограничивалась молодостью, не желая становиться красавицей.
– Беда!
– сделала вывод Ворона и, наконец, замолкла. Положила ногу на ногу, начала задумчиво сощипывать со своих черных брючек приставший к ним где-то белый пух. Даниль смотрел на нее, как завороженный. Лаковое тулово сапожка, острый металлический каблук, блестящие пряжки… двадцать лет разницы в возрасте. «Почему Ворона не Анька? – печально
И вспомнился портрет, подаренный Аннаэр: непомерно огромный карандашный рисунок с непохожей на себя Вороной, танцующей среди трав и ветвей. Гениальный Лаунхоффер гениален во всем, вот только он не из тех людей, какие поддаются наваждениям…
– Эрика бы надо спросить, - вздохнула Ворона, и Даниль сморгнул. – Он-то наверняка знает, что можно сделать, а если не знает, то выяснит.
Помолчала, поглядывая по сторонам, а потом жалобно сказала:
– Но он такой противный мужик!
И потупилась. Даниль всегда знал, что Ворона прекрасна, но тут просто растаял.
– Опять морду кирпичом сделает… - проворчала Алиса. – «Что вы пристаете с ерундой какой-то, я мировые проблемы решаю, думаю, как дальше жить, не мешайте мне работать». Работает он! Пять лет назад, когда разрыв этот случился… вас-то, студентов, не стали трогать, а такой шум был! В отделе мониторинга тревога, все Минтэнерго на ушах стоит, МЧС подняли, чуть ли не армию подняли – большой привет, под Тверью тридцать тысяч человек в онучах, как из прошлого вылезли, лес рубят и ни на одном языке не понимают… Андрей Анатольевич туда-сюда мечется, Лильяна тоже, даже Гена, он тогда только приехал… Прибегаю я к Эрику, а он сидит и эльфов рисует!
Воронецкая возмущенно зафыркала и замотала головой.
– Ничего его не касается, - сказала обиженно.
И вгрызлась в торт.
Взгляд Даниля рассеянно бродил по потолку. Наваждение Вороны, кроме сладкого переживания нежности, имело и другую сторону – рядом с нею удивительно быстро и ясно думалось, приходили толковые идеи, неожиданно отыскивались решения старых проблем. Сергиевского почти мучило предощущение инсайта. Вот-вот мелькнет мысль, явится отправная точка, и станет понятно, что происходит, что делать дальше – но нет, нет, мозг работает вхолостую, зря пропадает искра…
– Алиса Викторовна, - сказал он почти бездумно, - а кто выписывает пропуски в отдел мониторинга?
– Никто не выписывает. Там та же система, что на входе. Если тебе надо по делу – войдешь, если просто так… а зачем тебе? Ты что-то придумал?
– Да нет, - Даниль уставился на игрушечную бабочку, приклеенную к оконному стеклу. – Мне просто так. На данные посмотреть. Вдруг что в голову придет?
– А-а, - кивнула Ворона, - да, так бывает… А давай, я тебя проведу?
Аспирант уставился на нее в некоторой растерянности. Предложение было заманчивое, но он действительно не знал, что забыл в отделе мониторинга, принимать помощь Алисы Викторовны ради одной забавы казалось неловко.