Хирургическое вмешательство
Шрифт:
«Похож, блин, - Ксе не мог не согласиться. – Красавец, мать твою… вот же пакость мелкая».
– А я что, виноват? – продолжил Жень мрачновато, перестав улыбаться и отведя лицо. – Я же не могу перестать быть… ну… как это… личинкой беса. Я ничего плохого не делаю.
Он смолк и отвернулся. Ксе заметил, что певшие женщины сходят с возвышения и заключил, что ритуал окончен. Сам ритуал был ему понятен – жертвоприношение мыслью и молитвой, но с какой целью? Что надеялись получить взамен?
Впрочем, куда больше Ксе интересовало, не ждут ли их с Женем снаружи. Судя по всему, божонок был уверен, что не ждут, но
– Жень, - спросил он тоскливо, - Жень, а этот бог, в смысле – их вот, который троицей, ну, в общем, понятно – он есть?
Подросток, высматривавший что-то в дальнем углу, пожал плечами.
– Спроси чё полегче…
– Остановите, - велела женщина. Она полулежала на заднем сиденье, поджав длинные ноги и откинув светловолосую голову на спинку; взгляд ее рассеянно блуждал по потолку машины. Привычный ко всему водитель повиновался немедля, но его сосед тревожно спросил:
– Что-то случилось? Они оторвутся!
– Они здесь.
– Где? – насторожился собеседник.
Вместо ответа женщина указала за окно.
– Это… это невозможно!
– изумился он. – Вы ошибаетесь.
– Варвара Эдуардовна не ошибается, - тихо возразил шофер; в его словах не было и тени негодования, лишь печальное предупреждение.
– Проверьте, - сказала та.
Жрец вскользь глянул на ее лицо: оно оставалось неподвижным, как маска, и, точно отсвет другого лица, хранило знакомое надменно-насмешливое выражение. Всей жизни в нем было – лишь этот жутковатый отсвет. Кукольной внешности блондинка, Варвара Эдуардовна походила даже не на манекенщицу – на манекен, и неприятно было вспоминать, что эмоциями сходство не ограничивается. Из сложной, со множеством кос, ее прически за время пути не выбилось ни единого волоска, а кожа была гладкой как тефлон, без неровностей, кажется, даже без пор. «Фотошоп, - определил жрец, но улыбнуться своей шутке не смог даже внутренне, и раздраженно подумал: – Универсальный солдат какой-то…», - хотя знал, что это не так: женщина была универсальной поисковой системой. «Сказала Георгию, что он рискует – и Георгий лишился ножа», - вспомнилось жрецу.
Ему было зябко.
На того, кто сидел рядом с Варварой Эдуардовной, жрец предпочитал не смотреть вовсе. Сам Лаунхоффер и то внушал меньше страха, чем его живые программы.
По крайней мере, он был человеком.
– Чем… закончится эта проверка? – спросил жрец.
Золотистые ресницы опустились: программа что-то рассчитывала.
– По моему мнению, захват следует производить сейчас, - бесстрастно-отчетливо сказала она. – В помещении много людей. Скорее всего, сыграет некую роль культовая природа постройки. Объект не станет активно сопротивляться.
Жрец проглотил ком в горле. Итак, наконец, безумная эпопея со сбежавшим из храма богом закончится, и все вернется на круги своя. Группа захвата прибудет минут через пять и решит проблему. Если Ищейка все-таки не ошиблась; но вероятность ее ошибки, как сказал Эрик Юрьевич,
– Я рекомендую отменить захват и прервать операцию.
Телефон выскользнул из пальцев жреца, раскрылся, ударившись о дверцу, и упал на пол машины. Шофер беззвучно перевел дыхание, уставившись на собственные колени, чтобы случайно не посмотреть в зеркало и не увидеть того, кто говорил. Жрец не был столь опытен или столь догадлив. Отзвучавшие слова второй программы еще отдавались предательской дрожью в его руках, но он все же оглянулся и потребовал:
– Что?
Голос дал петуха.
Тот, который говорил, не ответил. Женщина открыла глаза и выпрямилась на сиденье.
– Почему?.. – без голоса пробормотал жрец; теперь он горячо желал отвернуться или хотя бы посмотреть на Варвару Эдуардовну, но голову словно зажало в тиски, и взгляд был прикован к тому, второму.
– Вы слышали, что сказал Координатор, - голос женщины донесся точно издалека. Интонации ее стали явственно механическими.
– Рис, - сказал Ксе в трубку крайне несчастным голосом. – А Рис!
В трубке забился веселый смех; голос у Риса был – густейший бас, и смех его, особенно по телефону, напоминал приглушенное буханье.
– Чего, - сказал Рис, - тяжко тебе? Совсем?
– Рис, - умоляюще сказал Ксе, - давай сменами поменяемся. Готов две за одну отработать. Будь другом, а?
– Друг! – укоризненно пробасил тот. – Волчара ты позорный, Ксеша, и свин бесстыжий. Что ж ты другу звонишь только тогда, когда тебе сменами поменяться горит?
Ксе уполз бы в тапочки, будь это заметно по телефону.
– Ладно, - сурово сказал Рис. – Не надо мне твоих двух. Но второй раз подряд меняться не буду, учти. Хоть покойником, но явишься.
– Рис! Ты человечище!
– Все на мне ездят, - посетовал добродушный гигант, - а я вот ни на ком. А почему? А потому, что меня хрен кто увезет! – и расхохотался.
Положив трубку, Ксе шумно выдохнул и добрым словом помянул богиню удачи: у него было еще три дня. Даже три с половиной, если считать остаток сегодняшнего. Они с Женем благополучно выбрались из церкви; шаман только раз перепугался до холодного пота, и то не из-за помстившихся где-нибудь жрецов, а исключительно из-за придурка-бога. Жень, оказалось, был знаком со священником, и тот подошел его поприветствовать. Ксе уже воображал худшее, когда священник густым, как у Риса, басом спросил у Женя: «Пришел?» «Пришел», - смиренно потупился тот, вновь изобразив ангелочка. «Тянет тебя сюда, - удовлетворенно отметил чернобородый. – Обедать с нами пойдешь? Матушка борщ смастрячила». «Спасибо, - ответствовал божонок, - я это… пойду лучше». «Ну, с богом», - согласился тот и перекрестил склоненную русоволосую голову.
– Где же Лья? – вслух подумал Ксе.
– Позвони ему, - отозвался Жень с кухни. – Слушай, где у тебя соль?
– В холодильнике. Боюсь я звонить. Если у него все пучком, он сам должен позвонить.
– Псих! Кто же соль в холодильнике держит? Это Лья-то должен?
– Сам псих, я держу. Где уксус, там и соль. Ну мы вроде вместе работаем.
– Он тебе нарочно не позвонит, - проницательно заметил бог, - чтоб ты с ума посходил.
В конце концов он все-таки оказался дома у Ксе и теперь творил что-то неописуемое на обед.