Хирургическое вмешательство
Шрифт:
Жень, напряженный, точно перетянутая струна, учащенно дышал и хлопал глазами; рука его потянулась за пазуху – туда, где лежал трофейный револьвер, и привычное опасение помогло Ксе прийти в себя.
– Жень, - быстро и тихо сказал он. – Осторожнее. Это ведь не жрецы?
– Нет… - полуудивленно согласился бог.
– Ты не имеешь права их убивать.
– А…
«Ничего не понимаю, - беспомощно сказал про себя Ксе. – Отчего они так? Они выследили… наверное, той системой, о которой говорил Даниль. Но почему не жрецы? Что они задумали? И Жень… здесь бойцы, а Жень говорил, что его нельзя победить в схватке…
– Выйти из машины, - приказал невидимый голос. – Руки за голову.
Менгра грязно выматерился; Ксе в испуге уставился на него.
– Я же говорил! – прорычал жрец. – Я же предупреждал! У пацана ствол, Ксе? Так?! В-вашу Мать-богиню! хуже ничего не могли придумать…
Медленно, как черная вода к горлу, подступал глухой ужас. Уже почти смерклось, и тяжкая лиловая туча, единственная на весь видимый небосклон, наплыла, отгородив последний свет догоревшего дня. Фары слепили; кажется, на одном из капотов успели установить прожектор. Отряд особого назначения был неместный, кажется, даже вовсе московский, великолепный, точно в каком-нибудь боевике, на новых машинах…
Хлынул дождь – и стал стеной, отгораживая от мира.
– И кто мы теперь? – злобно цедил Менгра. – Пособники? Террористы? Мы?! Что нам делать теперь – нас даже некуда выслать! Я говорил тебе, Анса…
– Выйти из машины!
– Вы двое! – рявкнул жрец, - выметайтесь первыми. Отдай им ствол, мелкий, отдай сам, как умный. Я же знал, знал, что этим кончится!..
Ксе медленно потянулся и открыл дверь. Тьма стала почти осязаемой; ее тяжкое тело, полное ледяного дождя, не могли рассечь лучи электрического света, прожектора желтыми пятнами маячили за водной завесой. Фигуры омоновцев казались призрачными, глаза в прорезях масок были неподвижными и, как на подбор, - до белизны светлыми.
– Жень, - приказал Менгра сквозь сжатые зубы. – Выходи.
«Вихрь, - со смутным удивлением осознал Ксе. – Почему я не чувствую вихря? Жень сдается?..» Следом явился вопрос, почему сам шаман не зовет Матьземлю, единственную силу, способную сейчас спасти их. Ледяной ливень бил по асфальту и крыше, холод пробирался в салон, но Ксе не дрожал; ему казалось, что он сам становится льдом, вместе с движением частиц замирают в голове мысли, оцепенение распространяется с тела на душу, и уже не собственная воля Ксе, а лишь сила холода понуждает шамана выйти, ступить на дорогу, распрямиться…
– Дождь, - едва слышно сказал Жень.
– Что?! – хрипло выдохнул Менгра: вкрадчивый холод успел пригасить его ярость.
– Вы не чувствуете? – прошептал маленький бог. – Сейчас нет дождя. Неботец не проливает дождя. Сейчас не должен идти дождь!
Точно опровергая его слова, под брюхом тучи вспыхнули молнии – сразу две. Небо загромыхало, ливень усилился, став тяжелым и болезненным. Бездумно, на одних рефлексах, Ксе прислушался к шактиману Матьземли.
Неботец кричал.
Там, высоко в атмосфере, в невообразимой боли сотрясался великий стихийный бог, не в силах приглушить мук, избавить себя от пытки, он выл и корчился, неспособный, в отличие от других, счастливых, существ, ни умереть, ни потерять сознания. «Это! – указывал Неботец в страдании. – Нет! Чужое! Это чужое! Этому – нет!» Ксе едва не лишился чувств, погрузившись в такую
Ксе окликнул Матьземлю и заскрипел зубами: Жень опять принялся за свои шуточки, богини шаман не услышал.
– Жень, - озлобленно бросил он, - прекрати! Это не шутки!
– Дурак! – шепотом крикнул тот. – Ты что, не понимаешь?! Оно сильнее! Оно сильнее Неботца!..
– Выйти из машины!
…Звук припозднился; словно эхом Ксе услыхал, как закрылись двери «уазика». Четверо пассажиров теперь стояли кругом, под плетями дождя, неподвижные, и шаман все ясней понимал, что люди в масках слишком медлительны для спецназовцев. Добившись выполнения приказа, они, казалось, забыли, что делать дальше, и просто стояли под потоками ледяной воды, глядя одинаковыми пустыми зрачками.
Дверца джипа распахнулась.
Он стоял в отдалении, неосвещенный, даже фары его оставались темны, но вышедшую из джипа женщину Ксе увидел так отчетливо, словно она сама была источником света. Высокая, стройная, с длинными бледно-золотыми волосами, она шла неестественно плавной походкой привидения, как будто перетекала с места на место. Лицо, правильное и неподвижное, казалось пластмассовой маской. Женщина была красива, но самая красота ее вселяла безразличие, как красота манекена в витрине. В ней чудилось неживое и жуткое.
– Варвара Эдуардовна, - непонятно зачем проговорил один из спецназовцев.
– Благодарю вас, - ответила она. – Все верно.
Голос тоже казался искусственным, синтезированным на компьютере.
И Ксе едва не рассмеялся от радости, когда могучей жаркой волной от застывшей земли к корчащемуся в муках небу взлетел, наконец, вихрь!
Пробудившись, зашумел лес. Поредели струи дождя, и больше не врезались в землю отвесно – их отклонял ветер. Желтый свет перестал быть облаками во мраке: тьму рассекли лучи. Кто-то из спецназовцев переступил с ноги на ногу, другой почесал шею, третий сплюнул. Давящий холод отпустил сердце, и оно забилось часто и весело. Казалось, даже Неботец забыл на миг о своем страдании и уделил благословение богу младшего ордена…
Жень стоял, улыбаясь во весь рот. В руках у него было странное оружие: в физическом мире револьвер оставался револьвером, но темное его тело лишь сквозило за плотным, золотым как солнце сгустком энергии, который складывался в форму главного огнестрельного оружия русского бога войны – АК.
Ксе не разбирался в автоматах, но был совершенно уверен, что это Калашников.
– Ну чего, - ломающимся мальчишеским баском осведомился бог. – Кто на новенького? Убивать не буду, потому как Ксе не велел, - Жень ухмыльнулся, подмигнув оторопевшему шаману и закончил: - только покалечу.
Окружившие их бойцы одинаковыми движениями выпрямились и отступили на шаг; лицо Варвары Эдуардовны, мертвенно-недвижное, все сильнее напоминало маску из качественной пластмассы.
– Ты ведешь себя неправильно, - сказала она безразлично.
– Не твое собачье дело, тетя, - оскалился божонок. – Какого… тебе тут надо?
Мурашки побежали по коже, когда аккуратный розовый рот блондинки слегка растянулся, прогибаясь в углах: до сих пор ее лицо-маска казалось недостаточно пластичным для улыбки.